От Эммы след простыл, но этому не удивляюсь. Всего лишь продолжаю путь, собирая взгляды прохожих. В машине отбрасываю в сторону верхние части экипировки, оставаясь в нательнике и выезжаю с парковки. Ощущение тревоги парит настолько высоко, что перекрывает все остальные чувства. Оно помогает осознать правильность выбора. От меня нет толка на льду, если мысленно где-то в другом месте. Скорей, я мог получить десятки штрафов от тренера, в конечном итоге, всё могло завершиться удалением или буллитом, возможно, даже не одним.
Когда захожу в кафе, взгляды обращаются ко мне. Повисает тишина, но не могу отделаться от чувства, что она была до меня. Глазами ищу Эмму. И, к счастью, нахожу.
Каждый участок тела девушки говорит о напряжении. Я никогда не видел её такой. Словно все паршивые эмоции смешались воедино и сейчас устроили торжество на её лице. Я замечаю их несмотря на то, что она стоит ко мне боком, практически спиной. Делаю шаг в её сторону и ловлю взгляд Алестера. До этой секунды, он был напряжен не меньше Эммы, но сейчас едва заметная тень улыбки возникает на его губах. Больше не жду чуда. Подхожу ближе, и мужчина, что возвышается над ней, моментально становится омерзителен. К его сожалению, я еще выше. Мне не нравится, как он смотрит на неё. Не нравится, что на его губах ядовитая улыбка. Не нравится, что он чувствует над ней власть. А он чувствует. Я отчетливо вижу, как он умело влияет на неё. Он делает движение, и Эмма вздрагивает. У меня начинает кружиться голова и вместе с ней, привкус тошноты подступает к горлу. Она боится его.
Его лицо искажается, а глаза, в которых чистый азарт и блеск, превращаются в щелки, когда я останавливаюсь за Эммой и, обогнув её талию рукой, притягиваю к себе. Она снова вздрагивает и дёргается, резко оборачиваясь. К тем эмоциям прибавляет шок.
— Ты в порядке? — спокойно спрашиваю, чтобы не спугнуть уже заварившуюся кашу.
Ничего не получаю в ответ. Её рука, что накрыла мою из-за испуга, начинает дрожать, как и нижняя губа.
— А ты не теряла времени, — скалится мужик. — Нашла партию выгоднее? Теперь тебя трахает остолоп из хоккейной команды?
Дёргаюсь в его сторону, но ногти Эммы впиваются в кожу и каким-то чудом, ей удаётся стать преградой между моим кулаком и его челюстью.
— Ты стал ненужным? — продолжает он, обращаясь уже к Алестеру, у которого вздымаются вены на шее.
Не знаю, кто из нас двоих взбешён больше. Я умею сохранять спокойствие, но оно медленно превращается в щепки. Я никогда не чувствовал такой ярости. Меня никогда не задевали слова посторонних, но ему удаётся дотянуться до той точки, которая отвечает за необузданный гнев. Сейчас понимаю, что есть ситуации и люди, которые способны это сделать.
— Уезжай, — неуверенно говорит Эмма. Я не понимаю, она просит меня или мужика, но если обращение ко мне, то вряд ли я сдвинусь с места без неё.
— Ты не будешь держать его в стороне, — цедит Алестер, вероятно, она всё же просит меня.
— Конечно, не будет, — со злорадством, растягивает мужик. — Мне интересно, кто из вас двоих лучше.
Он смотрит на Эмму и облизывает губы, что делает атмосферу ещё напряженней. Он не может хотеть собственную дочь. Я не хочу в это верить или отказываюсь. В моей голове нет механизма, которое отвечает за понимание подобного.
— Чем ты руководствовалась, когда выбирала? Безмозглостью и длиной, или мозгом и оправданием, что с ним интересно? Или ты была с ним, чтобы жить у кого-то, а потом попался вариант поудачней?
— Что ты несёшь? — шепчет Эмма. — Ты позоришь нас.
— Посмотри на себя. Позоришься тут только ты. Трахаешься с двумя сразу.
Эмма вырывается. Я хочу поймать её, но девушка ускользает, словно песок. За ней громко хлопает дверь, ведущая в служебное помещение. Я знаю, что в такой ситуации лучше уйти, не отвечая на нападки. Я прокручиваю в голове мантру: «Не отвечай», но прекрасно понимаю, что она не действует. Всё работает на автомате. Делаю несколько шагов за ней, но он не унимается. Его гнилому языку позавидует любой.
— Она также хороша, как прежде? — голосит он в спину. — Умелая, а?
Из груди вырывается хриплый рык. Пролетает доля секунды. Я оказываюсь рядом и прибиваю его локтем к стене, из-за чего кажется, что на барных полках начинают дребезжать бутылки. Он то ли напуган, то ли скалится, из-за чего я сильней надавливаю локтем на грудную клетку. Ещё чуть-чуть, и просто его размажу, отпечатав фигуру на стене. Я не чувствую силу, которую применяю, и сомневаюсь, что она была до этого момента.
— Что ты сказал?
— Какая она? Помнится, она была покладистой и послушной.
— Ты что, ублюдок, насиловал собственную дочь? — мой голос сочится ненавистью и отвращением.
— Тебе нравится это? Я воспитал её такой. Она будет бегать за тобой, как собачка за палочкой.
Едва ослабляю хватку, и мужик уже думает, что на этом всё. Но это не всё. Я делаю это вновь. Снова прибиваю к стене, но так, что удар его затылка о бетон буквально звенит в ушах всех, кто присутствует в кафе. Одна из бутылок всё же падает на пол, разбиваясь на мелкие осколки, чем провоцирует вспышку женского визга.