Выбор. Стратегический взгляд

Россия и Турция в рейтинге глобальных показателей

¹ Freedom House, доклад «Свобода в мире», 2010.

² Freedom House, доклад «Свобода печати», 2009.

³ Всемирный банк, Индекс развития логистики (LPI), 2010.

⁴ ПРООН, Индекс развития человеческого потенциала, 2009.

⁵ ПРООН, Индекс образования, 2009.

¹ Индекс экологического состояния (EPI), 2010.

² Всемирный экономический форум, Индекс глобальной конкурентоспособности, 2010–2011.

³ «Transparency International», Индекс восприятия коррупции, 2010.

⁴ Глобальный индекс предпринимательства и экономического развития, 2010.

Таблица 4.2

Россия и Турция в мировом демографическом рейтинге*

* «Всемирная книга фактов» ЦРУ, оценочные данные за 2009–2010 гг.

Еще больше усложняет положение то, что российская внешнеполитическая элита – в отличие от турецкой – подвержена разногласиям и некоторому эскапизму. На данном этапе полноценное вступление в Североатлантический альянс посредством членства в экономических, политических и оборонных организациях не входит у России (также в отличие от Турции) в число важнейших четко сформулированных задач. На самом деле в кругах российской политической и деловой элиты существует множество различных представлений о глобальной роли России. Многие богатые российские бизнесмены (особенно в Санкт-Петербурге и в Москве) хотели бы видеть Россию современной страной европейского типа – учитывая соответствующие экономические преимущества. Тогда как для политической элиты предпочтительнее, чтобы Россия добилась господства в отделенной от Америки Европе или даже стала мировым лидером наравне с Америкой. Умы третьих будоражат не менее заманчивые идеи «евразианизма», «славянского союза» или даже антизападного альянса с Китаем.

«Евразианисты», завороженные гигантскими географическими размерами России, видят ее могущественной евразийской державой, никогда не принадлежавшей в полной мере ни Европе, ни Азии, и считают, что ей уготована не менее великая роль, чем Америке и Китаю. При этом они упускают из виду, что эти трансъевразийские просторы большей частью безлюдны и плохо освоены, поэтому подобная стратегия иллюзорна. Вариацией на ту же тему выступает не менее утопичная идея российско-китайского альянса, направленного, очевидно, против Америки. Суровая действительность, которую многие россияне не в силах признать, такова, что в подобном альянсе (при условии, что Китай на него пойдет) Россия окажется на вторых ролях, а это грозит невыгодными для нее территориальными последствиями.

Есть среди россиян те, кто вынашивает мечты о славянском союзе с Украиной и Беларусью под эгидой Кремля, с тем чтобы обрести привилегированное положение на пространстве бывшей Российской империи и Советского Союза. В этом контексте они недооценивают заразительность национализма, особенно среди украинской и белорусской молодежи, которая только-только распробовала независимость на вкус. Концепции «общего экономического пространства» с Россией во главе не позволяют забыть, что возможные экономические выгоды не заменят политической независимости и гордости от принадлежности к определенной нации. Таким образом, попытки склонить Украину и Беларусь к славянскому союзу могут обернуться для России затяжными конфликтами со своими ближайшими соседями.

И наконец, связи Москвы с Западом по-прежнему отягощает неоднозначное отношение России к своему сталинистскому прошлому. В отличие от Германии, полностью вычеркнувшей нацистскую главу из своей истории, Россия, с одной стороны, официально осуждает, а с другой – все еще почитает непосредственных участников одного из самых кровавых преступлений в истории человечества. Бальзамированное тело Ленина по-прежнему покоится в Мавзолее на Красной площади в Москве, а прах Сталина заключен в Кремлевской стене. (Подобный пиетет к останкам Гитлера в Берлине существенно подорвал бы доверие к немецкой демократии.) Налицо двусмысленность, выраженная также в отсутствии четкого осуждения ленинского и сталинского режимов в официально одобренных учебниках истории. Нежелание властей раз и навсегда разобраться с неприглядным советским прошлым, выражающееся в том числе в уклончивости самого Путина в этом вопросе и его ностальгии по советскому величию, тормозят демократизацию России, одновременно омрачая ее отношения с ближайшими западными соседями.