— Хорошо, хорошо, но скажи покороче, что я могу сделать?
— Дай мне другой округ.
— Это невозможно. Везде уже наши кандидаты выставлены. Ни одного свободного округа не осталось. Ты опоздал, Менюш.
— Тогда выдай мне головой какого-нибудь мамелюка.
— Голова голове рознь.
— В Кертвейеше одного ненадежного субъекта выдвинули, Ковини. Бургомистр его навязал. Перебежит при первой возможности.
— Но ты же сам перебежал, — улыбнулся премьер-министр. — Где гарантия, что опять того же не сделаешь?
— Гарантия? Да ведь и оппозиция меня назад уже не примет, — с юмором висельника возразил Катанги.
— Это, положим, верно, — рассмеялся премьер, — но кертвейешский вариант не кажется мне осуществимым. Насколько я слышал, этот Ковини популярен там, а с популярностью не повоюешь. Что там у тебя, знакомые какие-нибудь?
— Никаких. Но именно поэтому я и надеюсь.
— Понимаю, но вряд ли, вряд ли… Посидел бы ты лучше дома да подождал спокойно, не ввязываясь ни в какие напрасные дорогостоящие авантюры…
— Подождал? Чего?
— Ну, флагов траурных… Катанги покачал головой.
Нет, палата очень молода, слишком молода. Когда еще умрет кто-нибудь… Нет, нет. Он упрямо держался за свою идею, за свой план и место действия.
— А если я сам все с Кертвейешем улажу? Премьер-министр пожал плечами недоверчиво.
— Что ж, не возражаю. Но от меня не жди ничего.
— Только два слова в мою поддержку.
— И то не очень пылких.
— Прежде всего, попрошу тебя, будь так добр, вызови сюда телеграфно губернатора и бургомистра, чтобы я мог с ними переговорить.
— Ну, если ты настаиваешь, пожалуйста.
Тем и кончилась аудиенция, и еще в тот же день губернатор барон Герезди получил шифрованную телеграмму:
"Немедленно 27, 132, 4, 87, 541, 62 вместе с 423, 41, 720, 68, 96, 340. Банфи".
Наш собственный корреспондент выудил у губернатора из корзинки для бумаг эту телеграмму, означавшую: "Немедленно явитесь вместе с бургомистром".
С первым же поездом они выехали в полнейшем недоумении и испуге: что случилось?
На вокзале их поджидал Катанги. Барона Герезди он уже знал по клубу.
— Представь меня, пожалуйста, господину бургомистру.
— Откуда ты знаешь, что он мой бургомистр?
— Так ведь это из-за меня вы здесь. — И он сердечно потряс руку Палу Рёскеи. — Очень рад познакомиться с самым могущественным венгерским бургомистром.
— Что, что? — переспросил губернатор. — Из-за тебя? Не понимаю.
— Ничего, во дворце все узнаете.
Но во дворце опять собралась пропасть народу. Его высокопревосходительство велел передать позднее прибывшим, что вечером будет в клубе — там и благоволят с ним переговорить.
В клубе полное затишье было в те дни — пусто, как в покинутом улье. Пчелы улетели и трудились далеко в лугах. Только несколько старичков играли в карты во внутренних комнатах. Здесь премьер-министр обыкновенно спасался от депутатов.
Катанги и его спутники могли там побеседовать с ним без помех.
— Я вызвал тебя, чтобы получить информацию о кертвейешском округе, — сказал премьер губернатору.
Сдержанно-вежливый, простой и при этом властный, он был почти диктатором в это время. И как раз эта его простота внушала особое уважение. Говорил Банфи негромко, тонким, скрипучим голосом, но каждый знал: куда долетит этот тихий, чуть слышный голос, там забушует громогласное «ура», там рев торжества или отчаяния потрясет небо и землю.
— Все в порядке, — доложил Герезди.
— Ковини пройдет?
— Голову прозакладываю.
— Ну, вот видишь, — бросил премьер Меньхерту.
Однако тот не теряясь тут же выложил свой план, как его собственную кандидатуру протащить вместо Ковини.
План был гениальный. Бургомистр хитровато пригнул свою большую рыжебородую голову. Губернатор развязно поигрывал серебряным браслетом, который соскользнул на самые пальцы из-под манжеты. Оба глядели на премьер-министра.
— Не возражаю, — сказал тот кратко. — Если можно, конечно.
Губернатор заявил, что невозможно: до выборов осталось всего шесть дней. Ковини выдвинут по всем правилам, и флаги его уже вывешены; город за него горой стоит. Нет, совершенно невозможно.
— Что верно, то верно, — подтвердил бургомистр.
— Ладно, с этим покончено, — заключил его высокопревосходительство и оставил их.
Шаги его заглохли на красно-буром ковре.
И с последним их звуком Меньхерт Катанги оказался вне парламента. Титул "его превосходительства", парламентская неприкосновенность, почет, авторитет — все сдунуто одним движением губ вельможи. Все… Конец.
Но Менюш настойчив был, дьявольски настойчив и, признаться, даже нахален. Он кинулся вдогонку за его высокопревосходительством.
— Ты два слова обещал в мою поддержку.
— Но ведь бесполезно! Сказал же я: "Не возражаю, если можно".
— Этого недостаточно.
— Так что же я должен был сказать?
— Не «можно», а «нужно», вот что
— Но если на самом деле нельзя!
— Об этом ты не беспокойся. Ну, разве так трудно еще раз мимо пройти и сказать?
— Ну, хорошо, только отвяжись, — досадливо махнул рукой его высокопревосходительство. — Ты мне уже порядком надоел.
Немного погодя, он прошелся еще раз по большому залу и, заметив в углу губернатора С бургомистром, подошел, положил Рёскеи руку на плечо и сказал: