– Хороший вопрос. Майя, – обратился Гусев к женщине, вернувшейся с опустевшим подносом. – Объясните-ка нам, сирым и убогим, что такое свобода совести.
– Тебе-то зачем? – огрызнулась Майя. – Ты же бессовестный, Пэ.
– Я?! Нетушки. Я каждый раз как поставлю диссидента к стенке, потом целую ночь уснуть не могу. Все стоит перед внутренним взором этот жесткий бескомромиссный последний взгляд, которым противник фашистского режима насквозь прожигает мелкую душонку палача…
– Фантазер! – перебила его Майя. – Ты хотя бы раз кого-нибудь расстреливал?
– Вы так говорите, будто вам приходилось, – надулся Гусев. – Конечно не расстреливал. У меня нервная организация неподходящая. Я по жизни не палач, я шериф. И вообще, смертную казнь в Союзе отменили еще шесть лет тому. Как новый порядок воцарился, так ее и отменили.
Майя по новой зарядила кофеварку, прикурила очередную сигарету и уселась напротив Гусева, внимательно его разглядывая.
– Устал ты, Пашка, – сказала она. – И шутки у тебя плоские, и сам ты какой-то… Будто под каток попал.
– Еще не попал, но готовлюсь. Надвигается каток, накатывается. Вот, – Гусев хлопнул по плечу Валюшка, – прошу любить и жаловать, молодая поросль. Новая генерация выбраковщиков. Рыцари без страха и упрека. Ни того, ни другого не наблюдается. Все как один нормальные, социально адаптированные, готовые положить живот на алтарь общественного блага.
Валюшок поморщился и стряхнул гусевскую руку с плеча. Майя теперь разглядывала его. Будто под микроскоп положила.
– И много их, – сказал Гусев.
– Сколько? – тут же спросила Майя. Валюшок собрался было пнуть Гусева под столом, но передумал. Они вроде бы пришли сюда не по службе, однако Гусев согласно инструкции все равно оставался для Валюшка ведущим.
– На одного нашего минимум полтора.
«„Наши“ – это ветераны, старики, – догадался Валюшок. – Но откуда у Гусева такая информация? Или он просто врет?»
Майя снова посмотрела на Валюшка.
– И что ты об этом думаешь, молодой человек? – спросила она.
Валюшок от неожиданности вздрогнул.
– О чем?
– О том, куда вас столько.
– Понятия не имею, – честно ответил Валюшок.
– А ты что скажешь, Пэ?
– А я ничего не скажу. Я кофейку вашего замечательного дерябну и пойду себе дальше Родине служить.
Майя раздавила сигарету в пепельнице и надрывно закашлялась.
– Бронхи ни к черту, – определил Гусев.
– Спасибо, утешил, – Майя поднялась и достала из шкафа две кружки. – Слушай, а что там за история приключилась с убийством в ресторане? Ну, когда этого мерзавца Шацкого застрелили. Ты не участвовал?
– Военная тайна, – гордо заявил Гусев. – Но по сведениям из ненадежных источников…
– Да, разумеется, из весьма сомнительных…
– Геройски погиб, выполняя секретное задание, внештатный сотрудник МВД.
– Ах вот как…
– Положил, так сказать, живот на алтарь…
– Пэ, ты повторяешься. Было уже про живот.
Валюшок прихлебывал кофе, оказавшийся действительно очень вкусным, и ждал развития событий. В воздухе повисло напряжение.
Гусев не просто так тянул время. он кого-то или чего-то дожидался. И был готов за это ожидание платить болтовней на конфиденциальные темы. Вообще-то, вся статистика по текущей выбраковке была открыта, любой желающий мог просмотреть ее на сайте АСБ или в информационном ежемесячнике Агентства. Это правило ввели еще в незапамятные времена, сам Валюшок впервые увидел пухлую книжицу с титулом «Агентство Социальной Безопасности. Месячный отчет», когда ему исполнилось двадцать. Книжка впечатляла. Тогда-то он и подумал: «Черт возьми, началось. Никто не верил, а началось. Даже надеяться смысла не было, а вот – началось». И слухи, какие были замечательные слухи, и как они удивительным образом все оправдывались… Бывало, еще в советские времена уголовники предупреждали «кумовьев» перед выходом на волю – мол ждите, скоро вернусь, мне там все равно делать нечего. И действительно, выйдя за ворота, грабили ближайший магазин.
Но когда началась тотальная выбраковка, из лагерей пришлось буквально пинками вышибать тех, кто раньше спал и видел, как бы на воле покруче развернуться. Матерое ворье, отпетые душегубы и беспредельщики умоляли сделать что-нибудь, но не выпускать их. Они боялись. Они наконец-то узнали настоящий страх.
Ведь ежемесячники АСБ исправно доходили до каждой зоны. И зачитанные до дыр, напоминали: следующее преступление станет для тебя последним. Вор, грабитель, насильник, убийца мог подтереться этими страницами. Но все равно с них не смылись бы имена людей, которых он знал, как воров, грабителей, насильников убийц. Людей, которых наконец-то во всеуслышание объявили врагами народа, уродами, нелюдью. Признали таковыми официально и начали планомерно истреблять, дабы пресечь главное – воспроизводство преступности.
Гусев и Майя болтали о кино, Валюшок с головой ушел в воспоминания. Очнулся он, когда хлопнула входная дверь, и почти сразу на пороге кухни появился молодой человек с тонким нервным лицом и фигурой атлета.
– А вот и Ваня! – обрадовался Гусев.