– Был у меня друг, звали его Паша Птицын, – начал Гусев. – Милейший парень, такой очень спокойный, домашний, трогательно влюбленный в свою жену, короче говоря, почти идеальный тип. Социолог по профессии. Работал Паша в каком-то загадочном департаменте стратегических исследований. Это важно в том смысле, что Пашины идеи оказались востребованы… Так вот, знакомы мы были с детства, и всегда меня в Паше восхищала одна черта – его уникальное добродушие. Вот я, например, от природы злой и стараюсь эту свою внутреннюю озлобленность не выпускать наружу… Ладно, Иван, не надо смеяться. А тезка мой, он наоборот, всю жестокость нашего мира как будто не ощущал. Наверное потому, что был очень большой и сильный – примерно как ты, Ваня. Уверенный, что любого негодяя придавит голыми руками. Кстати, ему удавалось. Помню, однажды нас с ним побить хотели, так я глазом моргнуть не успел, а противник уже скрылся за горизонтом. Но однажды произошла с этим милейшим человеком э-э… как бы помягче сказать… Произошло то, чего врагу не пожелаешь. Ехали они с женой ночью по городу, никого не трогали, и вдруг Пашиной машине в задницу воткнулся джип, битком набитый обдолбанными бандитами. Скорее всего, мелкая сошка – так, возомнившие о себе шестерки. Но ты же сам понимаешь, что делает с человеком наркотик…
– Понятия не имею, – помотал головой Иван.
Гусев оценивающе посмотрел на него одним глазом.
– Верю, – кивнул он. – Тебе вредно знать эти подробности. А то бы ты не смог так яростно выступать против выбраковки дилеров. Христосик ты наш…
– Пэ, хватит! – потребовала Майя. – Зачем ты так?
– Так злой же я, – объяснил Гусев без тени улыбки. – Ладно, опустим прения сторон. Докладываю: любые наркотики растормаживают бессознательное. И что за дерьмо у тебя там прячется, фиг его знает. По счастью, чтобы выпустить бессознательное наружу, водки нужно очень много. Она на твою подкорку давит опосредованно, через кору головного мозга. Выпил литр, растормозился, зато шевелиться уже не можешь. Лежишь и булькаешь. А вот обычный гашиш, эта безобидная трава, которую так любит творческая интеллигенция – лупит прямо по подкорке. Хватит пары косяков, чтобы из тебя поперла наружу подавленная тяга к убийству. А если на водку наложить – то и одного косяка. И ворье, которое в Пашу въехало, было уже в нужной кондиции. Началось разбирательство – сколько Паша им должен за оцарапанный «кенгурятник». И Павел совершил ошибку. Ему, понимаешь ли, дали в ухо, чтобы знал свое место. А он, такой большой и сильный, оскорбился. И начал это ворье колошматить. Только он не учел, что их пятеро, и они так обдолбаны, что боли не чувствуют. И это был не центр города, а глухой спальный район, да еще граница лесной зоны. Не догадался Паша как-то. Ну, в конце концов, он был в секретном департаменте не оперативник, а аналитик, да еще и редкий тормоз, который даже в армии не служил. Точь-в точь как ты, Иван. У тебя же язва, верно? Тебе в армию нельзя, вредно… И вообще, Ваня, когда тебя в последний раз били? Так, чтобы не драка случилась, а именно хорошее полноценное избиение?
– Вам это нравится, Гусев, – мило улыбнулся Иван. – Я понимаю. Будьте добры, продолжайте.
– Чтобы все сжалось внутри и кричало: «За что?!», – Гусев мечтательно глядел в потолок. – И ногами тебя, ногами… И чтобы поднялся ты, весь в слезах и кровище, совсе-ем другим человеком. Совершенно другим, Ваня.
– А вас часто били, товарищ старший уполномоченный? – все так же дружелюбно осведомился Иван.
– Били, – сказал Гусев. – К сожалению, били. Поганое ощущение, Ваня – когда тебя бьют, и ты ничего не можешь сделать. Если нарочно позволяешь себя бить, чтобы совсем не убили, это один разговор. И кровища будет, и слезы, но в этих слезах есть момент торжества: ты обдурил противника. А бывает, так отмудохают, что лежишь и думаешь: повеситься, что ли?
Майя тяжело вздохнула, забрала у Гусева чашку и налила в нее кофе. Гусев благодарно кивнул.
– Так вот, – сказал он. – Вернемся к моему тезке. Он начал с ними драться. Выскочила жена – разнимать. Успела к шапочному разбору, потому что Пашке уже пропороли ножом бок, монтировкой раздробили колено, а потом этой же монтировкой сломали руку. Затащили в лес, прислонили к дереву и по-быстрому у него на глазах изнасиловали его жену. И нанесли обоим по дюжине ножевых ранений. Жена умерла, а Павел выжил.
– Их нашли потом? – спросила Майя. – Бандитов?
– Нет.
– Как это – нет?!