Выбранные места из дневника

Сегодня после обеда построили почти всю роту и объявили, что сегодня пойдем в разведку боем. Вечером пришли почти вся рота на наблюдательный пункт. Майор Фоменко поставил задачу, и мы отправились. Развернувшись в цепь, форсированным шагом пошли мы по направлению обороны противника. Вот подходим к тому болоту, которое я переходил в брод. Мост остался левее. Снова… переходим в брод болото и поднимаемся вверх по косогору в направлении тех траншей, в которых находилось боевое охранение противника. Подошли к траншеям на расстояние 50 метров, немцы заметили нас. Сразу же заговорили два пулемета. Мы залегли. Пули свистели, как ветер, с завыванием. Я лег на жнивье. Потом вижу, что дело плоховато и, подойдя метра два поближе, залез в борозду, в которой была вода. Огонь противника не утихал, а наоборот усиливался. Правее меня из разведчиков первого М.С.Б. троих ранило и двоих убило. Они начали вытаскивать раненых и убитых, а остальные думали, что они отходят и начали тоже отходить. Я тоже хотел отбежать за скирду кукурузы, но не было возможности поднять головы, т.к. я лежал в 20 метрах от пулемета и перпендикулярно к траншеям, а поэтому немецкий пулеметчик брал прицел чуть-чуть повыше. Повернувшись лицом к противнику и, взяв автомат в правую руку, открыл глаза. В это время немец пустил ракету, на мгновение осветив рожу стреляющего пулеметчика немца, который стиснув зубы и прищурив левый глаз держался за спусковой крючок, а из ствола пулемета, как искры, летели трассирующие пули. Оглянувшись назад, я увидел, что все наши ребята уже отходили, а пулеметчик стрелял все с большей яростью по отходящим. У скирды кукурузы сидело еще несколько человек, среди них были Мещериков и Абзалов, славившиеся, отважные разведчики в нашей роте. Абзалов крикнул: «Приготовить гранаты!» Но поддержать его было уже некому, т.к. у скирды осталось всего четыре человека. Когда скрылись все отходящие в ложбинке, находящейся метров триста от траншей, пулеметчик прекратил огонь. Тогда я поднялся и пошел к скирде. Немец, заметив движение человека снова открыл огонь с пулемета, затем его поддержали еще несколько автоматчиков и все сосредоточили огонь по скирде. Солома кукурузы шумела, как в сильную бурю. Ослабив немного огонь, два немца подошли к одному убитому из нашей группы, говорят: «рус капут!» Тогда я крикнул: „Noch nicht Kahput“ и мы сразу же бросили по гранате в направлении их. Гранаты упали прямо к ногам немцев. Столб огня поднялся кверху и больше ничего не видно и не слышно. Вслед за этим гранат тридцать взорвались возле скирды. Мы не заметили, как немцы из траншей ползли к скирде, намереваясь взять нас живьем. Но когда мы бросили гранаты, то они в ответ тоже бросили гранаты, намереваясь нас уничтожить, но какая-то счастливая случайность спасла нас и ни одного не задело. Тогда мы открыли огонь из автоматов. Для того чтоб вести более прицельный огонь Мещериков левой рукой пустил ракету, а правой, приподнявшись во весь рост, бросил гранату в траншею в то место, откуда бил пулемет. Пулемет молчал, но автоматчики яростно отстреливались. Их было около роты, а нас пятеро. Положение наше было безвыходное. Или перебить их, или они перебьют всех нас. Патронов оставалось по одному магазину. Мы начали отстреливаться только по одному, чтоб не дать возможности противнику подняться и наброситься на нас. У двоих у нас были патроны еще в карманах, и мы начали заряжать магазины. Немцы, между прочим, продолжали ползти все ближе и ближе к нам. Расстояние, отделявшее нас от немцев, было не больше двадцати метров. Тогда мы решили бросить по последней гранате. По команде Абзалова: «Огонь» мы все приподнялись, бросили гранаты и залегли. Хотя реже стали стрелять немцы, но все же продолжало работать еще не меньше десяти автоматов. У нас оставалось еще по одному магазину, т.е. по 35 патронов, на каждого. Вот и все боеприпасы. Вот трое уже выстрелили свои магазины, тогда Мещериков приказал им ползти к ложбинке, куда отошли наши. Но как ни настаивал Мещериков, Абзалов отползти не согласился. Двое поползли. Выстрелили свои последние патроны и огонь с нашей стороны прекратился. Мещериков привстав на локти внимательно смотрел за немцами, но не стрелял. Прислушиваясь, я определил, что работает не более пяти автоматов, да и те с перебоями. Послышались стоны и выкрики со стороны немцев. Затем огонь со стороны немцев замолк. На мгновение воцарилась тишина. Потом послышался голос немца: „Aufstehen! Vorw"arts!“ «Ленька, Огонь! Они встают!» Но Мещериков как-будто не слышал. Услышав мой голос, человек пять немцев поднялись и бросились бежать к скирде. Тогда Мещериков, крикнув ракету, открыл огонь из последнего нашего резерва. Абзалов моментально выхватив ракетницу, пустил ракету вверх, с таким расчетом, чтоб как можно дольше светила она. Немцы сразу же залегли. Тогда Мещериков крикнул «За мной» и мы бросились бежать к ложбинке. Ужасную скорость, равную скорости оленя, развивали мы. Немцы, заметив нас, открыли по нам огонь, а потом бросились за нами в погоню, но было уже поздно им догонять нас. В это время в кукурузе показалась еще одна цепь немцев, шедших на помощь. Только мы успели попрыгать в ложбинку, как они открыли такой сильный огонь, что от их трассирующих пуль было светло как днем. Мы залегли в ложбинке, заняв политику выжидания. Немцы двигались прямо на нас. Тогда лейтенант Чумилин приказал рассредоточиться вокруг ложбинки и занять круговую оборону. Нас всех было 50 человек. Когда все рассредоточились послышалась команда л-та Чумилина «Огонь!» Сразу заговорили около 45 автоматов. Немцы даже не открыли ответный огонь и бросились бежать. Мы бросились в погоню, стреляя на ходу, но погоня была невозможна, т.к. немцы с обороны открыли пулеметный, автоматный, артиллерийско-минометный огонь, а также заговорил «Ванюша». Тогда мы отошли в нашу оборону. По ложбинке немцы открыли жуткий огонь. От разрывов снарядов было светло. Посмотрев на разрывы снарядов, отправились в Керакаш. Так и не удалось взять «языка». Придя к разбитым домикам с Мещериковым и Абзаловым, попросили у связистов с досады выпить и к рассвету уже напились пьяные и поплелись в Керакаш.