Видимо, звезды в этот вечер благоволили к этим двоим. Машина быстро долетела до кольцевой. Владимир вел быстро, агрессивно. Однако Тереза видела, что он внимательно следит за дорогой, никого не подрезает и не совершает резких маневров, которых она не любила и боялась.
— Ты очень внимательно наблюдаешь, как я веду машину, — вдруг обратился он к ней, — и как?
— Мне нравится. Мне спокойно.
Зубов разулыбался:
— Спасибо. Хотя, надо признаться, раньше я любил погонять. Особенно когда появилась первая действительно хорошая машина.
Тереза напряглась. Сейчас они шли сто тридцать… «Погонять» — это тогда сколько?
— А ты? — Владимир ловко перестроился в крайний левый ряд, обогнал кого-то, перестроился обратно и опять вернулся к ста тридцати.
— Я? — отвлеклась от слежения за дорогой его спутница. — Я всегда думаю о безопасности. Хотя да… Упоение скоростью временами присутствует. Но безопасность — прежде всего. Перестройся направо, следующий съезд с кольцевой — наш.
… И вот, наконец, густой лес, узкая дорога, за шлагбаумом — улочка с высокими глухими заборами.
— Приехали, — объявила Тереза.
Она выскочила из машины, потянулась. Достала из сумки ключи, открыла калитку. Распахнула ворота. Владимир въехал, заглушил мотор.
— Вот! — Тереза гордо обвела рукой вокруг себя. — Это мои владения! Сосны. Озеро. Мой дом. В нем есть прихожая.
— Прихожая — это хорошо, — улыбнулся он намеку на то, что происходило в его доме несколько месяцев назад. — А у тебя свет есть?
— А что, страшно? — расхохоталась Тереза.
Он пожал плечами, вытащил еду из багажника. А потом — драгоценную сумку с ее ноутбуком с заднего сидения. Тереза тем временем щелкнула тумблером — неяркий свет залил подъезд к дому, сосны вокруг.
— Правда, здесь хорошо? — обернулась она к нему.
— Ты здесь… Рядом. Здесь не может быть плохо, — задумчиво ответил он.
Заключить ее в объятия в прихожей не получилось. Можно было бросить на пол еду, но не ее ноутбук… Поэтому он кинулся на нее в кухне после того, как все аккуратно выгрузил на стол.
Все завертелось перед глазами… и исчезло. Осталась лишь она — вскрикивающая, жадная до его прикосновений. Ни вопросов. Ни сожалений… Ничего больше. Жаль только, что в этом «ничего» нельзя было провести всю оставшуюся жизнь.
На этой мысли Владимир и очнулся. Они уже перебрались в спальню, на кровать. Он не спал, не позволил себе заснуть. Он лишь прислушивался к ровному дыханию Терезы и еле слышно вздыхал в такт своим мыслям. Старался запомнить ощущение счастья. И ждал рассвета. Где тут было спать…
Ему показалось, что прошло уже много-много часов и небо чуть избавилось от черноты. Владимир тихо поднялся и оделся. Обернулся около двери, чтобы запомнить ее, сладко спящую, — и натолкнулся на насмешливый взгляд Терезы.
— Ты не спишь… — раздраженно протянул он. Его замечательный план рухнул из-за того, что этой невозможной женщине не спалось.
— Не сплю, — дружелюбно ответила она и уселась по-турецки, тщательно обмотав себя одеялом.
— А я решил уехать, — объявил он торжественно. И сам удивился, как по-дурацки это прозвучало.
— Значит, — с любопытством продолжила она, — ты меня дождался, чтобы устроить мне ночь потрясающей страсти и гордо уйти, пока я сплю? Чтобы, когда я проснусь поутру, я ощутила все то, что почувствовал тогда ты?
— Да, — с досадой ответил он, — я так решил. Может, тогда мне станет легче.
— А сейчас тебе легче?
— Ты же проснулась, — рыкнул он, — план не удался.
— Слушай, может, не стоит держать зла на прежнюю меня? На ту, что тогда бестактно явилась к тебе без приглашения?
— Понимаешь, — он подошел к постели и уселся радом с Терезой, — как раз на ту женщину я теперь не могу злиться. Я ее жалел. Немножко понимал. И очень любил…
— Может быть, — она высунула руку из-под одеяла и нерешительно коснулась его, — вся беда в том, что той женщины не стало?
— Тереза, — он поймал ее руку, притянул эту невозможную женщину к себе, заставил смотреть ему в глаза, — объясни мне, чтобы я понял и успокоился…
— Володя, — она отвела глаза, — мне стыдно. Стыдно от того, как я обошлась с тобой. Стыдно за те слова, что я говорила. Ты не заслужил ни одного из них. Я должна была их сказать другому человеку. Сегодня я их сказала. Прости, я сожалею…
— Поди ты к дьяволу со своими сожалениями, — рявкнул он, отшатываясь, — я всегда считал, что настоящая, искренняя любовь не может не найти отклика…
— Увы, — прошептала она в ответ на его крик.
— Значит, ты просто-напросто не смогла полюбить меня? Странно, мне казалось, что моя любовь взаимна.
— Володя… Я просто не знаю, что я чувствую к тебе. Это слишком сильно. И слишком больно. И слишком противоречиво. Одной проще. Спокойнее. Прости, мне жаль, что так вышло…
— Я уже сказал, ты можешь оставить свою жалость при себе!
— Может быть, — прошептала она так тихо, что он еле расслышал, — та женщина, которую ты полюбил, погибла в больнице?
— Хватит нести чушь в стиле своих романов! — закричал Владимир. — Хватит подменять реальность своим бредом! Тереза, ты заигралась! Ты дошла до того, что расписала свою жизнь — и мою заодно, как жизнь своих персонажей!