Хозяйка быстро приготовила покушать, и Иоганн с аппетитом съел то, что ему было предложено. Чтобы не смущать и без того испуганного ребенка, Петерс с женой вышли в другую комнату и закрыли за собой дверь.
— Мать, мне жаль бедного мальчика,— начал Ганс.— Что ты скажешь, если мы возьмем его?
Не долго думая, она ответила:
— Конечно, не может же он оставаться на улице. Пусть в нашей семье станет на одного мальчика больше.
Через короткое время они снова вышли в кухню, и хозяйка дома спросила:
— Ну, Иоганн, налить тебе еще?
— Нет, я больше не хочу,— отказался он и тихо заплакал.
Фрида присела около него и участливо спросила, что с ним.
— У меня болит голова,— ответил он.
Сердобольная женщина не выдержала и тоже заплакала, представив, как Иоганн стоял у колодца и со слезами смотрел, как уезжают его приемные родители. Ласково она положила руку ему на голову.
— Идем, я приготовлю тебе постель, и ты ляжешь спать. Спи спокойно, а утром тебе будет легче. Теперь ты будешь нашим; мы решили оставить тебя, если тебе у нас понравится. На следующий год мы тоже хотим уехать в Америку, и ты сможешь поехать с нами. Мы тебя здесь не оставим.
Эти теплые слова были бальзамом для израненного сердца Иоганна. Он лег в постель и вскоре мирно заснул.
Фрида занялась своими делами, но через время пошла посмотреть, уснул ли Иоганн. Только она вернулась, как у дверей появилась фрау Дик.
— Добрый вечер! А я думаю: пойду посмотрю, что это у них так много дел сегодня.
— Ну,— протянула хозяйка,— не намного больше, чем обычно. Мой муж вечером привел Иоганна, и так как он целый день ничего не ел, я приготовила ему покушать и уложила в постель.
— О, значит, этот тип у вас?! А мы бы не стали заботиться о нем. Дерксенам следовало бы и дальше держать его у себя.
Для Фриды было мучительно больно слышать эти слова, и она хотела высказать гостье все, что думает о ней и о Зузанне Пеннер, но тут вошел Ганс.
— Ты уложила Иоганна?
— Да, он уже спит.
— А я только что сказала, что не стала бы брать мальчишку,— вмешалась Анна Дик.
Это для Ганса было уже слишком. Он не любил спорить, но всегда говорил то, что думает. Повернувшись к Анне, он резко заметил:
— Конечно, я в этом не сомневаюсь. Да я бы сделал все, что в моих силах, чтобы воспрепятствовать этому, так как тебе и Зузанне вообще не место в деревне. Из-за вас здесь столько споров и ссор!
От этих слов гостья покраснела как рак и не знала, что ответить. Фрида обрадовалась, что ее муж высказал то, что было у нее на сердце.
— Мне кажется, что вся деревня настроена против нас и Пеннеров,— обиженно проговорила Анна,— Как только кто-то поссорится, так сразу виноваты я и фрау Пеннер. Но лучше невинно страдать, чем обвинять других.
— Да, да,— перебил Ганс,— вы обе всегда невиновны. Ваши острые языки натворили немало бед.
Ты и сегодня пришла не просто в гости. Ты видела, что я привел Иоганна, и явилась лишь для того, чтобы уколоть и поиздеваться,— При этих словах он открыл дверь и сказал: — А теперь иди домой и подумай о том, что ты услышала. Мы всегда рады гостям, но для таких, как ты, у нас нет места. Спокойной ночи!
Анна поняла, что надо уходить, и, не сказав ни слова, вышла из дома. С чувством злобы, смешанной со стыдом, она поспешила к своей подруге, где в резких выражениях пересказала, что случилось у Петерсов. Зузанна с удовольствием слушала ее.
Ох, и досталось же Петерсам в их разговоре! Они упрекали их и в высокомерии, и в алчности. Они не верили, что Петерсы действительно возьмут к себе Иоганна, так как судили о них по мере своей испорченности.
Петя сидел как окаменелый в соседней комнате и слышал все, о чем они говорили. Он не мог всего понять, но в своей невинности чувствовал низость обеих женщин, и от этого чувства кровь стыла у него в жилах.
Иоганн хорошо выспался и чувствовал себя лучше, но во время завтрака не мог скрыть своей робости.
— Иоганн,— ободряла его Фрида Петерс,— теперь ты наш мальчик и должен чувствовать себя как дома, потому что отныне это твой дом. Если мы будем живы и здоровы, то на следующий год тоже отправимся в Америку, и тогда ты сможешь поехать с нами.
Иоганн заплакал от радости, что снова обрел мать, которая любит его. Ему требовалось побыть одному, и он побежал в сад. Здесь царил полный мир. На высоких деревьях сидели и звонкими голосами распевали свои песни птички. Солнце щедро заливало светом источающие аромат цветы, над которыми летали бабочки. Все гармонировало с настроением Иоганна, все, казалось, говорило ему: оставайся с нами; здесь, в этой семье, царит мир. Погруженный в свои мысли, он сел под деревом и стал вспоминать прошлое. Вдруг он в страхе поднял глаза: за забором послышались чьи-то голоса. Он тихонько подошел к забору и услышал, как две женщины говорили о переселении.
— Если нам придется переезжать, то я не стала бы волноваться из-за таких олухов, как Иоганн и Петя; я бы просто оставила их здесь. Но люди переживают о них больше, чем о переезде. Посмотрим, будет ли у Петерсов такое же сострадательное сердце и следующей весной, когда они тоже будут переезжать.