Выбывшие из гонки (СИ)

— Какую, к чертям Люцифера, кунжутную лапшу, Теодор! — вскрикнула Гермиона так пронзительно, что на улице замолчало движение, а громко ругающийся с недовольным клиентом менеджер соседнего отеля прервался на полуслове. Не менее пронзительно Гермиона подошла к окну, захлопнув ставни с глухим грохотом и оборвав плющ, мешающий полной изоляции от внешнего мира.

Тео закатил глаза, он сделал это настолько привычно, что даже без труда сумел распечатать коробочку с лапшой.

— Удон. И да, Гермиона, прошу тебя, не закрывай окно. Оно моя вентиляция, свежий воздух и свет.

— Свет, значит. — Гермиона дышала глубоко и сбивчиво. Её глаза сощурились каким-то диким лисьим прищуром, способным напугать любого, но не Тео. Он распечатывал соус.

— Гермиона, у меня раскалывается голова, не начинай, Мерлина ради. — он погрузил палочки в лапшу, наматывая её длинными нитями.

Гермиона в два шага пролетела сквозь комнату, опрокидывая коробку на пол, она ткнула его пальцами в грудь. Скорее даже толкнула.

— Это у тебя раскалывается голова? У тебя?! И что же ты, позволь поинтересоваться такого сделал за сегодня?! — она высоко закричала, чувствуя, как от этого крика грудь сдавливается жестким обручем.— Может, слушал до изнеможения упреки отвратительного начальника, спускающего на тебя все грехи человечества лишь потому, что ты получаешь у него крошечную зарплату?! Или мотался по пригородам в поисках заплесневелой старушенции, которую надо стараться убеждать в том, что её домик с парой овец должны быть уничтожены во имя строительства фабрики Мальцибера? Слушал отповеди, проклятья, унижения?! Хм, а может ты варил сегодня кофе самым мерзким созданиям этой планеты, дабы получить вот этот дерьмовый пакетик с лапшой?!

Голос Гермионы сорвался. Она смотрела на Тео пустым больным взглядом, прожигая красными воспалёнными жилками капилляров.

“Сегодня у неё ещё остались силы кричать”— подумал он.

— Гермиона. Ну же, маленькая, успокойся. — сказал он вслух. Тео поднялся, сделав попытку обнять её. Она мгновенно закостенела, отпрыгивая в сторону.

— Нет, маленький, давай лучше выясним, отчего же ты так устал. — язвительно проговорила она. — Может, все дело в том, что тебе следует начать пользоваться магией хотя бы в бытовых целях!!?

Тео ощетинился, напрягая ноздри.

— Гермиона, сколько раз ещё тебе надо напомнить, я в р о з ы с к е! В розыске! Меня могут отследить даже благодаря примитивной…

— Отследить?! Да кому ты нужен, чтобы тебя отслеживать?!

Они стояли друг напротив друга, отражаясь в темных обрюзгших глазах. Бледные, худые, высокие и изломанные: её блестящие чёрные, изрезанные красноватыми жилками, против его матовых и грязно-зелёных, опухших от отсутствия сна.

Тео задрожал от какого-то белого нового сорта ярости, разлившегося по венам со скоростью бурлящих сливок. Его узкие губы дернулись в обиженной гримасе ребёнка, и он, запинаясь, пытался выкричать что-то в ответ.

— Я…я!

— Да ты, Теодор! Объясни мне, что скрывается за твоим “я”? Преследование со стороны властей?! Послушай меня, так ведь и я не без грешка! Но я работаю и всегда работала. Даже когда газеты моей родной страны обещали меня линчевать, как животное, я все равно работала! А хочешь скажу почему? — Гермиона приблизилась к нему с бешеными глазами, светящимися обидой изнутри. Она схватила в руку коробку с лапшой и потрясла ей, как знаменем.

— Хочешь, а, Тео?! Я отвечу! Потому что есть хочется, вот почему! Нет, не перебивай меня! Ты дашь мне договорить!— коробка полетела белым комком в стену, рассыпаясь желтыми нитями удона по серой поверхности. — Сколько мы с тобой… Хм, как бы это правильно назвать… Сколько времени я тебя обеспечиваю материально в обмен на плохой отчаянный секс и слова поддержки?! Когда мы встретились с тобой? В Рождество?! А сейчас апрель!

Тео, мертвенно-бледный, невидящим взглядом смотрел прямо в неё.

— Ты думаешь, что если бы ты так нужен был властям, они бы тебя сейчас искали!? Так почему, Тео! Просто объясни мне, почему ты на свободе? — Гермиона, не прерывая зудящего зрительного контакта, сунула руку в сумку, вытягивая газету с британскими штампами. Она встряхнула ею перед его лицом.— Может, дело в том, что ты им к Мерлину не сдался? У них в руках разваливающаяся избитая страна, в которой люди мрут как мухи, а ты полагаешь, что первая степень всех забот твоя собственная крошечная персона!

— Крошечная!? — лишь на этом слове Тео, сносивший все упреки прежде, как данность, взорвался. — Да как ты можешь! Как ты только можешь говорить такое?! Ты упрекаешь меня в своей собственной никчёмности сейчас, и только в ней! Конечно десять лет назад ты видела себя сегодня королевой мира…

— При чем здесь я! Мы говорим о тебе, а может я и не королева, но хотя бы не боюсь призраков в хибаре над пивной! Знаешь, кто ты, Тео!? И ж д е в е н е ц! Вот кто!

Слова застряли между ними. Тео, по-детски дёрнувшись, остановился со странным упреком в глазах, но Гермиону было уже не остановить.

— Из любого дерьма можно найти выход. Может, ты считаешь, что я пережила меньшее?