Выбывшие из гонки (СИ)

— Конечно нет, моя госпожа, — отплюнулся он с особенной яростью. — Мы все помним твои чудесные байки о работе. О да, ремесло нового сорта! Надо напомнить, чем ты была до того, как тебя подобрал Мальцибер? Мне изменяет память, или ты действительно дурила магглов? Дай мне свою колоду карт, нагадаю тебе принца. Может и мне ты предлагаешь завернуться в балахон и пойти в цирк? Развлекать народ зрелищами в обмен на хлеб?! Так вот, премного благодарен! Наследник великой династии никогда…

Влажный удар руки об щеку прервал его. Он так и остался стоять с открытым ртом. Гермиона разочарованно, словно не веря самой себе, оторвала руку, на которой отпечатался рисунок его щетины. В горле стояла удушающая истерика.

— Так займись своей великой жизнью сам, Тео. И просто когда-нибудь пусть Люцифер поможет тебе повзрослеть.

Она невидяще глядела на свои руки. Яркое, наполненное ужасными эмоциями, настроение отхлынуло, опустошив её изнутри. Словно волной, уносившей песок с собой, из неё выкачали абсолютно все. Голова, наполненная ртутью и свинцом, отказывалась подкидывать аргументы, ругаться и спорить. Она просто устала, чертовски устала.

— Гермиона, прости… Мерлин, прости…

Она машинально села за выбеленный стол и открыла коробку с удоном. Тео что-то бубнил, но в этот момент было так все равно и абсолютно бессмысленно любое его слово и движение.

Тебе нужен кто-то?

Мне нужен кто-то, чтобы любить.

Им может быть, кто угодно?

Мне нужен кто-то, чтобы любить.

Кунжут спадал с лапши, оседая в соусе. Гермиона вспоминала прошлое слякотное Рождество, новым гнойником вспарывая больные воспоминания. На Рождество должен быть снег, глинтвейн и близкие люди, запрещающие его пить. Родители, дребезжащие о своём и волнующиеся за глупое и незаметное, тёплые свитера, друзья и объятия.

А у Гермионы были только грязь на подтаявших улицах, очень крепкий кофе и старый жесткий владелец кофейни. А появился он.

Почему-то Гермионе показалось правильным его появление. Ведь он, Тео Нотт, может оказаться кем-то, кого можно любить. В её мире существовали неприятный начальник, квартирка, тонна воспоминаний-которые-нельзя-вспоминать и, вероятно, больше и ничего. Может, судьба дарит шанс.

А за возможность быть услышанной и понятой кем-то можно простить и грубость, и деньги, и даже предательство. Это она раньше так думала.

— …ты же знаешь, что я…

— Прощай, Теодор.

Гермиона поднялась с щербатой табуретки.

— Не останешься на ночь?

— Нет.

— А завтра…

— Я буду занята.

Он кивнул, понимающе, хотя ничего он так и не понял.

Покидая квартирку, увитую плющом и пьяными песнями, Гермиона поклялась, что делает это в последний раз.