Вычеркнутая из жизни

Было это шесть лет назад, «Грач» только-только набирал обороты, и Денису срочно требовались средства на развитие фирмы. Очень хотелось начать наконец серьезно зарабатывать. Вылезти из копеечных прибылей, которые целиком, без остатка уходили на налоги, аренду, рекламу, расходники, квартплату, кредиты, еду-одежду.

Но деньги требовали денег – без вложений не обойтись. Поскольку на шее у Дениса уже висело несколько займов, в том числе на новенькую иномарку, да вдобавок еще ипотека, в банк идти не имело смысла – не дадут. Денис пребывал в растерянности и не знал, что делать.

Помог случай – как ему тогда казалось, счастливый. Деньги под весьма скромный процент одолжил школьный приятель, Дима Красильников. Десять лет за одной партой, общие воспоминания, детские радости, влюбленности… Как раз подоспела очередная встреча одноклассников, выпили, разговорились – и Димка обещал помочь старому другу.

Красильников был человеком более чем обеспеченным. Солидный капитал, доставшийся от родителей, сумел сохранить и многократно приумножить. Сумма, которая требовалась Денису, для Димки была неощутимой, и он легко расстался с ней, не оговорив толком сроков возврата.

А через полгода так же легко и непринужденно потребовал вернуть. Все сразу. С процентами за прошедшие месяцы.

Но отдавать было нечего. Денис вложил деньги в бизнес, как и планировал. Дело закрутилось, пошло отлично, прямо на удивление. Вытащить средства из оборота было равносильно полному краху. К тому же и не хватило бы – пришлось бы продавать новое помещение и технику. А это уже уход в такой минус, из которого не выбраться. Точнее, выбраться, может, и можно, вопрос – как скоро. А приходилось ведь еще семью кормить и банкам кредиты выплачивать.

Денис принялся уговаривать Красильникова подождать еще полгода. Просил, объяснял, убеждал. Горячился, кричал, увещевал. Плакал, унижался, умолял. Ничего не помогало. Красильников остался непреклонен.

Грачев дошел до ручки. Хуже всего было то, что он не мог понять причин происходящего. Зачем Димке это нужно? Ясно ведь, что острой необходимости в деньгах у Красильникова нет. Спустя какое-то время пришло понимание, и стало совсем тяжко.

Осознал Денис, что его страдания доставляют Димке извращенное удовольствие. Требование немедленно вернуть деньги могло означать только одно: Красильников издевается, глумится. Нарочно мучает. Но за что?! Изначально задумал уничтожить бывшего однокашника? Отомстить за какие-то детские обиды? Но если так – пиши пропало. Чем сильнее будут муки Дениса, тем Красильникову приятнее…

Видно было, что откровения даются Денису с трудом. Он говорил через силу, рваными, обрубленными фразами. Запинался, часто сглатывал, надолго замолкал, сбивался, чуть не в кровь кусал губы. Не облегчал душу, а наказывал себя. Пару раз Кира порывалась прервать его, уговорить прекратить: невыносимо было смотреть на эти терзания. Но Денис жестом останавливал ее и упрямо продолжал.

– Как-то проезжал возле церкви. Уже все, мимо проехал, но на перекрестке зачем-то развернулся – и обратно. Не знаю, что на меня нашло. Я, вообще-то, неверующий. Был… До этого в последний раз в церковь с матерью ходил, мальчишкой еще. Перед тем как в институт поступить. Ну, захожу… Внутри как-то сумрачно. Служба закончилась, народу нет. Только две старухи. Одна пол метет подальше, возле алтаря, а другая в церковной лавке, слева от входа, свечки в ящичке перебирает. «Вам, – говорит, – что-то нужно? Может, записочку желаете подать? Свечки купить? И меня вдруг словно толкнуло что-то. Изнутри. Сам не помню, с чего это взял. Бесы, наверное, нашептали. «Давайте – говорю, – шесть свечек. Которые потолще, подороже. И записку буду писать. Заказную, спрашивает. Да, говорю. Заказную. За упокой. Рядом на столике ручку взял, листок. Там сверху пропечатано: «О упокоении». Видать, чтобы не путали. – Денис странно усмехнулся. – Ну, и написал. Одно только имя написал – «Дмитрий». Отдаю старушке. Она у меня записочку приняла. «Завтра, – говорит, – батюшка помянет в молитве усопшего раба божьего Дмитрия. Он кто вам будет? Отец? На вас прямо лица нет». И смотрит так участливо, жалостливо. А я говорю: «Нет, не отец. Друг это мой. Близкий друг». Она давай охать-ахать: «Молодой, наверное! Надо же, горе какое!» Еще что-то говорила – я уж не слышал. Взял свечки, отошел. И все шесть понес туда, куда за упокой положено ставить. Понимаете? За живого человека поставил как за покойника!

Денис снова замолчал. Прикрыл ладонью глаза. Эля с Кирой молча ждали продолжения. Снег прекратился, и сразу стало холоднее. Кира придвинулась ближе к костру.