Читаем Вычеркнутый из жизни. Северный свет полностью

– Ничего с ней не случится, – поспешно заверил его Най. – Никто не узнает об этом, кроме ее семьи. Сынок любит ее. Он простит и забудет.

– Закажи мне еще выпить. Если все сделать так, как ты говоришь, то тут нечего и раздумывать. Все вполне оправданно… Вот теперь я нашел это слово. С чего же ты предлагаешь начать? Позвонить Пейджу?

– Нет. Пошлем ему письмо с нарочным. Попросим о свидании.

Смит с минуту подумал, потирая подбородок тыльной стороной руки.

– Есть еще одно обстоятельство… очень важное… Нам понадобится твой друг Хейнс. Так что позвони-ка ему сейчас же.

«Совсем недурно для верующего, который когда-то знал наизусть Тринадцатую главу Первого послания к коринфянам», – подумал Най.

– Я уже предусмотрел это, – сказал он. – Хейнс все еще работает у Мигхилла. Но прежде займемся письмом.

Он подождал, пока Смит не допил виски, затем они поднялись и прошли в соседнюю комнату, где имелось все, что нужно для письма.

Глава 8

В тот день в половине третьего Генри Пейдж вышел из Клуба северных графств и не торопясь направился к себе в редакцию. Он только что позавтракал с Уэллсби, пожелавшим обсудить с ним во всех подробностях программу торжественного обеда, устраиваемого в честь издателя «Северного света», – обед этот был назначен на 25 сентября. Они премило посидели, и после отличного шабли, которым Уэллсби непременно захотел угостить его, Генри был в наилучшем расположении духа. Он улыбнулся, вспомнив о том, как ловко Уэллсби объявил о своем намерении баллотироваться в парламент. Что ж, сэр Арчи будет отнюдь не плохим кандидатом, во всяком случае, как верный нортумбриец, он, что называется, постоит за Север.

Завернув за угол на Парк-стрит, Генри решил сократить путь и пройти по Риммерс-лейн. Когда он проходил мимо магазина подержанных вещей Биссета, внимание его привлек фарфор, выставленный в витрине. Он остановился, сразу признав в прелестной, покрытой глазурью раковине, белой, с золотом по краям, редкий экземпляр своего любимого стаффордширского фарфора. Вещица старинная – это бросалось в глаза, и Генри был почти убежден, что вышла она из рук Джона Элерса, старшего из братьев Элерс, которые обосновались в Берслеме еще в 1690 году; на ярлычке значилась цена – всего пять фунтов десять шиллингов.

Вот это находка! С нее, пожалуй, можно будет начать новую коллекцию взамен той, что он принес в жертву тайнкаслскому аукциону. Естественно, Генри не мог удержаться от соблазна. Он зашел в лавочку и, честно поторговавшись с Биссетом, купил вещицу за пять гиней. Придя к себе в кабинет, он развернул свое сокровище и, поставив раковину на письменный стол, залюбовался ею. В эту минуту вошла мисс Моффат и протянула ему письмо, присланное с нарочным. Добродушно посмеиваясь над Пейджем, она выслушала его разглагольствования по поводу формы и происхождения раковины и даже из вежливости задала ему несколько вопросов. Ее мнение о нем явно изменилось к лучшему, хотя в глубине души она была по-прежнему убеждена, что он сумел выплыть лишь благодаря счастливой случайности. Дослушав до конца его рассказ, она направилась к себе. Рассеянно поглаживая прелестную раковину, разомлев после обильной еды, Генри размечтался. После стольких недель напряжения и почти невыносимой тревоги одержанная им победа принесла с собой неизъяснимое облегчение. Высокие нравственные принципы восторжествовали: теперь он может беспрепятственно выпускать газету в соответствии со своими убеждениями – только чувствовать себя при этом он будет тверже и увереннее. Больше того, все домашние разделяли его ликование. Дороти относилась теперь к нему не только с вниманием, но порой даже и с уважением. Он надеялся, что отношения с Алисой тоже наладятся. Видя, как она ждет не дождется приема, намеченного на вторник, а также торжественного обеда, который решили устроить на будущей неделе в его честь и который он обещал почтить своим присутствием, Генри корил себя за то, что с таким безразличием относился раньше к этой стороне ее жизни. С присущей ей наивностью она придавала этому огромное значение. Что поделаешь: такова ее натура, у него тоже есть свои странности, почему же не смотреть сквозь пальцы на ее причуды? Может, тогда она терпимее будет относиться к Коре. Если бы только удалось сплотить семью – больше ему ничего не нужно.

Тут он вспомнил про письмо, принесенное ему мисс Моффат. Он вскрыл конверт и прочел его. Затем с возгласом отвращения разорвал листок на мелкие кусочки и выбросил в корзину для бумаг.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Большие книги

Дублинцы
Дублинцы

Джеймс Джойс – великий ирландский писатель, классик и одновременно разрушитель классики с ее канонами, человек, которому более, чем кому-либо, обязаны своим рождением новые литературные школы и направления XX века. В историю мировой литературы он вошел как автор романа «Улисс», ставшего одной из величайших книг за всю историю литературы. В настоящем томе представлена вся проза писателя, предшествующая этому великому роману, в лучших на сегодняшний день переводах: сборник рассказов «Дублинцы», роман «Портрет художника в юности», а также так называемая «виртуальная» проза Джойса, ранние пробы пера будущего гения, не опубликованные при жизни произведения, таящие в себе семена грядущих шедевров. Книга станет прекрасным подарком для всех ценителей творчества Джеймса Джойса.

Джеймс Джойс

Классическая проза ХX века
Рукопись, найденная в Сарагосе
Рукопись, найденная в Сарагосе

JAN POTOCKI Rękopis znaleziony w SaragossieПри жизни Яна Потоцкого (1761–1815) из его романа публиковались только обширные фрагменты на французском языке (1804, 1813–1814), на котором был написан роман.В 1847 г. Карл Эдмунд Хоецкий (псевдоним — Шарль Эдмон), располагавший французскими рукописями Потоцкого, завершил перевод всего романа на польский язык и опубликовал его в Лейпциге. Французский оригинал всей книги утрачен; в Краковском воеводском архиве на Вавеле сохранился лишь чистовой автограф 31–40 "дней". Он был использован Лешеком Кукульским, подготовившим польское издание с учетом многочисленных источников, в том числе первых французских публикаций. Таким образом, издание Л. Кукульского, положенное в основу русского перевода, дает заведомо контаминированный текст.

Ян Потоцкий

Приключения / Исторические приключения / Современная русская и зарубежная проза / История

Похожие книги

Африканский дневник
Африканский дневник

«Цель этой книги дать несколько картинок из жизни и быта огромного африканского континента, которого жизнь я подслушивал из всего двух-трех пунктов; и, как мне кажется, – все же подслушал я кое-что. Пребывание в тихой арабской деревне, в Радесе мне было огромнейшим откровением, расширяющим горизонты; отсюда я мысленно путешествовал в недра Африки, в глубь столетий, слагавших ее современную жизнь; эту жизнь мы уже чувствуем, тысячи нитей связуют нас с Африкой. Будучи в 1911 году с женою в Тунисии и Египте, все время мы посвящали уразуменью картин, встававших перед нами; и, собственно говоря, эта книга не может быть названа «Путевыми заметками». Это – скорее «Африканский дневник». Вместе с тем эта книга естественно связана с другой моей книгою, изданной в России под названием «Офейра» и изданной в Берлине под названием «Путевые заметки». И тем не менее эта книга самостоятельна: тему «Африка» берет она шире, нежели «Путевые заметки». Как таковую самостоятельную книгу я предлагаю ее вниманию читателя…»

Андрей Белый , Николай Степанович Гумилев

Публицистика / Классическая проза ХX века
Искупление
Искупление

Фридрих Горенштейн – писатель и киносценарист («Солярис», «Раба любви»), чье творчество без преувеличения можно назвать одним из вершинных явлений в прозе ХХ века, – оказался явно недооцененным мастером русской прозы. Он эмигрировал в 1980 году из СССР, будучи автором одной-единственной публикации – рассказа «Дом с башенкой». Горенштейн давал читать свои произведения узкому кругу друзей, среди которых были Андрей Тарковский, Андрей Кончаловский, Юрий Трифонов, Василий Аксенов, Фазиль Искандер, Лазарь Лазарев, Борис Хазанов и Бенедикт Сарнов. Все они были убеждены в гениальности Горенштейна, о чем писал, в частности, Андрей Тарковский в своем дневнике.Главный интерес Горенштейна – судьба России, русская ментальность, истоки возникновения Российской империи. На этом эпическом фоне важной для писателя была и судьба российского еврейства – «тема России и еврейства в аспекте их взаимного и трагически неосуществимого, в условиях тоталитарного общества, тяготения» (И. В. Кондаков).Взгляд Горенштейна на природу человека во многом определила его внутренняя полемика с Достоевским. Как отметил писатель однажды в интервью, «в основе человека, несмотря на Божий замысел, лежит сатанинство, дьявольство, и поэтому нужно прикладывать такие большие усилия, чтобы удерживать человека от зла».Чтение прозы Горенштейна также требует усилий – в ней много наболевшего и подчас трагического, близкого «проклятым вопросам» Достоевского. Но этот труд вознаграждается ощущением ни с чем не сравнимым – прикосновением к творчеству Горенштейна как к подлинной сущности бытия...

Фридрих Горенштейн , Фридрих Наумович Горенштейн

Проза / Классическая проза ХX века / Современная проза