Вычеркнутый из жизни. Северный свет

Три недели назад, когда управляющий «Бонанзой» уволил Пола, Лена, испуганная и потрясенная, наблюдала за их стычкой. Волнение ее уже немного утихло, когда она вечером пришла к Полу. Она говорила с ним, передала ему просьбу мистера Прасти, что, видимо, его обрадовало. Ей хотелось думать, что она помогла ему. Но время шло, она больше его не видела, и жизнь стала казаться ей пустой и тусклой, В конце недели Харрис пригласил другого пианиста – на сей раз это была молодая женщина, – и звуки музыки вновь долетали до кафетерия. Ах, но что толку! Это была хорошая музыка, но не та. И тяжесть по-прежнему давила грудь Лены. Она чувствовала, как снова погружается в жалкое, подавленное состояние.

Сказав Полу, что она была вполне довольна своим положением в отеле «Герб графства», Лена сказала сущую правду. Астбери – очаровательный старинный городок, заслуживший известность руинами аббатства, множеством белых с черным домов Елизаветинской эпохи и очень интересными римскими земляными валами; городок этот живописно расположился в излучине реки Трент и весной и летом был чем-то вроде курорта или дачного места. Первоклассный отель «Герб графства», принадлежащий отставному офицеру, некоему Прентису и его супруге, всегда был полон любителей-рыболовов и туристов с юга. И сам городок, и работа там вполне устраивали Лену – виды на будущее перед ней открывались неплохие, и вдобавок она знала, что к ней хорошо относится весь персонал отеля. Раз в две недели, по субботам, после двух часов, Лена не работала. И как же приятно было сесть в поезд, идущий в Уортли, а потом бродить по тамошним улицам, любуясь огромными витринами универсальных магазинов, где выставлено такое множество вещей, великолепных и удивительных для выросшей в деревне девочки. В пять часов она, всегда в одиночестве, пила чай в «Зеленом фонаре», уютном маленьком кафе, которое однажды заприметила на Леонард-сквер, а в шесть, разрумянившаяся, оживленная, со скромными покупками в руках, уже ехала обратно в Астбери. От вокзала до отеля надо было пройти изрядное расстояние – больше двух миль по извилистой лесной дороге вдоль реки, но это не смущало Лену: в детстве она часами бродила по болотам Слискейла.

Однажды в субботний вечер – лето было уже в разгаре – Лена, как всегда веселая и довольная, приветливо кивнув контролеру у выхода с перрона, быстрым шагом пошла домой, в отель. Луна пряталась за грядой облаков, и дорога тонула во мраке. Мрак был душный, тяжелый, полный шорохов невидимого леса и назойливого гудения ночных насекомых – застойная тьма джунглей. На этот раз даже Лена почувствовала, как она давит, ей стало казаться, что кто-то идет за ней. Она подумала о разнузданной компании молодых людей, которые только что ехали с ней в одном вагоне. Вопреки своему обыкновению Лена то и дело оглядывалась. Когда что-то зашелестело и хрустнуло на дороге за ее спиной, она вздрогнула, ускорила шаг, чуть ли не пустилась бежать. Но немного дальше, на самом темном повороте дороги, чья-то рука схватила ее за шею. Она закричала. Эта же рука грубо зажала ей рот и задушила крик. Лена боролась отчаянно, изо всех сил своего юного тела, но тщетно. В шайке, напавшей на нее, было пятеро головорезов. Брошенная наземь, она ударилась головой о камень. И хорошо еще, что потеряла сознание.

Есть поступки, о которых лучше не распространяться, – они хуже скотства. Но существует известная последовательность в преступлении, преемственность случая и обстоятельств, связующая события, даже годами отделенные друг от друга. О страшной беде, постигшей Лену, здесь нельзя умолчать, потому что она имела прямое касательство к делу Мэтри, и, не случись ее, дело Мэтри никогда бы не разрешилось. Со стоном придя в себя, Лена попыталась понять, что произошло, ноги ее не держали, она снова упала. Наконец, с рассеченной щекой, шатаясь, она побрела в отель.

Весь персонал был потрясен внезапным и диким нападением. На розыски преступников были посланы целые отряды. Но обнаружить их не удалось. Видимо, это были не местные парни, а хулиганье из Ноттингема, наводнившее эти края по случаю ярмарки. Майор Прентис и его жена с редкостным добросердечием отнеслись к Лене. Когда первое потрясение миновало и она была уже в состоянии передвигаться, они стали настойчиво ее уговаривать взять длительный отпуск, конечно за их счет, прежде чем снова приступать к работе в отеле. Но и то и другое было неприемлемо для Лены. Она не могла больше выносить эту нескрываемую жалость, эти исподтишка бросаемые на нее сочувственные взгляды, заботу и внимание, какими ее окружали. Она знала, что здесь ее карьера закончена. К тому же была и другая причина, заставившая ее устремиться прочь. Лена хранила стоическое молчание, блюдя свою тайну: она сделала страшное открытие, что у нее будет ребенок.