Вычеркнутый из жизни. Северный свет

Однако в этот вечер он в значительной мере утратил свою самоуверенность и всей душой желал, чтобы кто-нибудь из немногочисленных присутствующих подошел к нему, с ним заговорил. Но, увы, только несколько сдержанных кивков отметили его появление в зале. В противоположном углу четыре человека играли в бридж, среди них – его коллега, немного ему знакомый, Найджел Грэхэм, королевский адвокат. Раз или два они взглянули в его сторону, и в нем немедленно шевельнулось подозрение, что они говорят о деле Мэтри. Нет, нет, так больше продолжаться не может, надо взять себя в руки. Но почему, собственно, Грэхэм не узнает его? Спротт не спеша принялся за чай, время от времени поглядывая на коллегу.

Грэхэм, по его мнению, был человек не без странностей, способный на самые неожиданные и нелепые поступки. Сын приходского священника, он еще мальчишкой был принят стипендиатом в Винчестер. Из этой прославленной школы, наложившей свой неповторимый отпечаток на манеры и знания, им усвоенные, Грэхэм перешел в Оксфорд. Через год после того, как он получил право адвокатской практики, скончался его отец, оставив ему скромный годовой доход в двести фунтов. Сразу после похорон Грэхэм уехал за границу и в течение пяти лет вел там кочевую жизнь. Часть этого времени он был домашним учителем у мальчика-австрийца, больного туберкулезом и потому вынужденного жить в Тирольских горах. Затем он странствовал по Европе, большей частью пешком, с вещевым мешком за плечами, живя зимой в горах Юра, а летом в Доломитах. Он любил бродить по горам и однажды умудрился за один день покрыть расстояние в пятьдесят две мили от Обервальда до Инсбрука.

Естественно, что эта внешне бесцельная жизнь внушала опасения его друзьям, но уже через год Грэхэм вернулся в Уортли, по-видимому здоровый духом и телом, и с полнейшей невозмутимостью, словно никогда и не уезжал, приступил к выполнению своих профессиональных обязанностей. Мало-помалу он обзавелся практикой, если и не очень обширной, то, во всяком случае, незаурядной. Поговаривали, что он обязан ей своими манерами и наружностью. Высокий, стройный, с темными, огненными глазами на бледном лице, он был неизменно благовоспитан и сдержан. Но под этой корректной внешностью жила горячая и неподкупная целеустремленность, на ней зиждился его внутренний мир, и она же снискала ему доброе имя. Фанатически честный, он был окружен плотной атмосферой неприступности, которая всегда сбивала с толку и тревожила сэра Мэтью.

Ему отлично помнилось, например, как однажды, во время званого обеда у него на Гроув-Квэдрант, он, зная, что Грэхэм любит искусство, но прежде всего желая похвалиться, увел его от остальных гостей – показать своего Констебла. Грэхэм держался весьма учтиво, но хозяин чувствовал себя оскорбленным равнодушием этого чудака к его сокровищам, точно это были подделки. Наконец он не выдержал и воскликнул:

– Ну что, старина, как настоящий знаток, вы, наверное, завидуете мне?!

– Нет, почему же… Я ведь могу видеть такие же картины, стоит мне пройти через парк в Городскую галерею.

– Но, черт возьми, это совсем… – разозлился Спротт. – В галерее же не ваши картины.

– Разве? – Грэхэм еще шире улыбнулся, повергнув сэра Мэтью в необъяснимое беспокойство. – Разве величайшие шедевры живописи не принадлежат нам всем?

Кровь бросилась в лицо Спротта при воспоминании об этом оскорбительном ответе. Меж тем игроки закончили партию в бридж, и что-то, на беду, толкнуло Спротта окликнуть Грэхэма.

Тот слегка заколебался, но все же подошел к столику Спротта.

– Выпейте со мной чашку чая, – с притворным радушием предложил Спротт. – Я здесь один.

– Я уже пил чай, – вежливо улыбаясь, ответил Грэхэм.

– Тогда посидите минутку просто так. Мы с вами редко видимся.

Все с тою же учтивой, но неодобрительной улыбкой Грэхэм присел на ручку пустующего кресла с другой стороны стола.

– Вот и отлично, – сказал сэр Мэтью, с показным аппетитом отправляя в рот ломтик поджаренного хлеба. – Я ведь, да будет вам известно, не кусаюсь. Вопреки тому, что обо мне говорят здесь, в клубе.

– Уверяю вас, – слегка удивленно, но вполне спокойно заметил Грэхэм, – насколько мне известно…

Спротт засмеялся негромко и все-таки громче, чем ему хотелось.

– Разве минуту назад вы не судачили обо мне вместе с вашими партнерами? Старого воробья на мякине не проведешь. – Спротт знал, что говорит лишнее, но что-то не позволяло ему остановиться. – Я недаром все эти годы упражнялся в логических умозаключениях. – Он замолчал, взял в руки чашку и отпил чая. – Видите ли, Грэхэм, человек не может достигнуть того положения, которого достиг я, без того, чтобы у его дверей не теснилась толпа клеветников, выжидая случая крикнуть: «Волк!», и достаточно какого-нибудь недоумка вроде Джорджа Берли, чтобы подать им знак. Разве я не прав?

– Я видел только краткий отчет в «Курьере», – медленно произнес Грэхэм, – и не придал ему значения.