В своем неистовом стремлении продвинуться по карьерной лестнице Бетти уже однажды бросила меня на растерзание репортерам, но на сей раз ситуация представлялась гораздо более драматичной и всеобъемлющей, поскольку если история о том, что женщина-астронавт систематически принимала транквилизаторы, попадет в газеты, то ситуация для всех женщин-кандидаток в астронавты усложнится донельзя.
Крошечная рациональная часть моего мозга откуда-то из глубины души вскричала:
Я до боли в суставах вцепилась пальцами в край раковины.
1, 2, 3, 5, 7…
Голоса Николь, Сабихи и Хасиры доносились до меня будто сквозь набитый соломой матрас.
11, 13, 17, 19…
Должно же быть что-то, что я… Что мы могли бы сделать, ведь в одиночку мне на сей раз с критической ситуацией уж точно не справиться.
– Бетти.
– Что? – Николь немедля повернулась ко мне лицом.
– Мне нужно поговорить с Бетти. Паркер сам лично с репортерами общаться не станет. Репутацию свою безупречную запятнать побоится.
Я знала к тому же, что он так же искренне заботился о космической Программе, хотя как именно он эту свою заботу проявляет, мне категорически не нравилось.
– Если получится убедить Бетти в том, что не следует…
– Сейчас вернусь. – Сабиха рванула из дамской комнаты.
– Тебе понадобится подкрепление, – вскричала Хасира и рванула следом, и в такт ее повороту качнулся по дуге ее конский хвост на затылке.
Рядом со мной Николь достала из настенного диспенсера несколько бумажных полотенец и намочила их. Участливо спросила:
– Как себя чувствуешь?
Моя голова наклонилась вперед настолько, что подбородок уперся в грудь.
– Вроде бы ничего.
– Протри лицо. – Николь протянула мне влажные полотенца. – Тебе сразу полегчает.
– Ты говоришь, как моя мать. – Но я взяла полотенца, поскольку помнила, что в общем-то мама в подобных обстоятельствах всегда оказывалась права. Я смяла полотенца в руке и провела влажным комком бумаги по своим щекам и лбу и почувствовала себя и в самом деле ощутимо лучше. Спросила затем: – Как мы до такой жизни дошли?
– Так уж и дошли, хотя изначально все были добрыми да хорошими.
– Да уж… Раньше я, помнится, с Бетти дружила, а теперь… – Я пожала плечами. – Не следовало мне все же столь неимоверно злиться на нее из-за той дурацкой истории с герлскаутами.
Николь фыркнула.
– Да брось ты. Она сама тогда кашу заварила, ей и ответ за то было держать.
– Я тоже ту кашу, признаюсь, ладила.
– Может быть, может быть, но…
Дверь в туалетную комнату открылась. Хасира втащила Бетти внутрь, а за ними по пятам следовала Сабиха. Хасира отпустила Бетти и, скрестив руки на груди, встала рядом с Сабихой у двери. Бетти оглянулась через плечо, а затем в негодовании посмотрела на меня.
– Ну что ж… Я словно в старшие классы средней школы вернулась. – Ее губы изогнулись в сардонической улыбке. – Собираешься обвинить меня в том, что я шлюха?
Я положила комок влажных полотенец на край раковины.
– Собираюсь перед тобой извиниться.
– Вот именно! Как всегда собираешься.
– На сей раз извиняюсь. Мне жаль, что я столь крепко разозлилась из-за истории с герлскаутами. И скверно с тобой затем обращалась. – Я вздохнула и вытерла влажные руки о брюки. – И хочу попросить тебя об одолжении.
– На самом деле твое извинение вовсе не извинение, поскольку оно сопровождается ценником.
– Что верно, то верно.
– Да я в общем-то и не ожидала, что еврей отдаст что-то бесплатно.
Сквозь белый жар ярости я увидела, как Николь оттолкнулась от раковины и в сердцах воскликнула:
– Я нахожу твои слова оскорбительными!
– Вот даже как? Так и ты теперь тоже еврейка?
– Мне не нужно быть таковой, чтобы распознать оскорбительную лексику. – Николь стремительно приблизилась к Бетти и свирепо посмотрела на нее. – Ты была «ОСой» и все же забыла, почему мы вели войну.
– Причин для взаимных оскорблений нет. – То было вовсе не правдой, но мне пришлось притвориться, что так оно и есть, поскольку наше вмешательство не только не помогло, но и даже усугубило ситуацию. Я отошла от раковины. – Бетти, мне жаль. Могу ли я… Просто хотела поговорить с тобой. Не возражаешь?
Она на мгновение поджала губы, затем коротко кивнула:
– Продолжай.
– Не могла ли ты… Не могла ли ты в своих статьях в «Лайф» не упоминать то, что я употребляла «Милтаун?» – Напряжение скрутило мои ребра в узел. – Пожалуйста.
Она медленно покачала головой:
– Послушай, мне тоже жаль. Но правдивое освещение текущих событий – залог моей дальнейшей карьеры.
– Но под угрозой карьеры всех нас. – Я жестом указала на нас пятерых, столпившихся в ванной. – Женщины в космической программе и без того находятся на зыбкой почве. Как по-твоему, что произойдет, если окажется, что одна из них принимала транквилизаторы?