Вычисляя звезды

Все вокруг представляется мне настолько ярким, что не идет ни в какое сравнение с виденным мною в любой предшествующий сегодняшнему день моей жизни. Даже свадьба с Натаниэлем, оказывается, с течением времени превратилась в серию снимков и отложившихся в памяти отдельных эпизодов-воспоминаний, окутанных, разумеется, дымкой радости. Но сегодня даже яичный желток в моем завтраке имеет самый интенсивный из всех желто-оранжевых цветов, которые я когда-либо прежде видела.

Этот завтрак – последний прием пищи, который уготован мне перед отправкой в космос. Лебуржуа и Терразас сидят напротив, и мы обсуждаем последние детали перед полетом. В комнате наличествует проверенный службой безопасности МАК на предмет состояния здоровья фотограф, но в нашем представлении он не более чем предмет мебели.

Сегодня мы отправляемся в космос.

То будет пятый космический рейс для Терразасса и седьмой для Лебуржуа. Я в экипаже – единственный новичок. И единственная женщина.

В комнату входит высокий широкоплечий мужчина с седой шевелюрой и заостренными скулами, и директора Клемонса в нем узнаю я далеко не сразу. Задержка с узнаванием происходит оттого, что у него отсутствует извечно присущая ему зловонная сигара, однако тяжелый запах мускуса от него все же явственно исходит.

Клемонс кивает моим товарищам по предстоящему полету, и те уходят, направляясь, очевидно, в раздевалку, а Клемонс спрашивает меня:

– Все упаковано?

Я киваю, отодвигая свой стул от стола.

– Мои послеполетные вещи в ячейке. Там… Там еще и записка. Так, на всякий случай.

– Уж не сомневайся, красавица, все твои вещи я придержу до твоего возвращения. И записку, конечно же, тоже. – Клемонс засовывает руки в карманы, как будто толком не представляя, что с ними без сигары и делать.

Мы покидаем комнату и идем по коридору – возможно, это последний раз, когда я иду по этому коридору к раздевалкам. Фотограф поначалу семенит за нами, но останавливается на полпути, и я впервые благодарна судьбе за то, что я – все же женщина, которой суждено оказаться на борту.

В раздевалке двум моим товарищам-астронавтам ассистенты уже помогают облачиться в скафандры. Разумеется, я знакома с соответствующим регламентом, поскольку мои тренировки включали в себя и предстартовую подготовку.

Во мне все бьется и бьется одна-единственная фраза:

«Сегодня я отправляюсь в космос».

В относительной тишине я раздеваюсь и натягиваю длинное нижнее белье, которое будет облегать мою кожу бо́льшую часть предстоящего полета.

Ассистенты уже не раз одевали других астронавтов прежде, поэтому надобности заговаривать с ними у меня нет. Слава богу, они – профессионалы. Для того чтобы затащить меня в скафандр, требуются усилия аж троих. Скафандр спроектирован так, что будет защищать меня от непогоды – или, вернее, от отсутствия таковой – в космосе. Куда я и направляюсь сегодня.

Устроившись в кресле, я, уже облаченная в скафандр, смотрю прямо перед собой на бетонную стену, а мне же на голову натягивают шлем. Совершаю последние вдохи земной атмосферы, которой, очевидно, уже не наслажусь в течение ближайших восьми дней. Шлем на мне не новый, и кто-то, кто использовал его прежде, мыл голову шампунем «Белые плечи». Узнаю этот аромат, потому что именно «Белые плечи» и предпочитала моя бабушка.

Шлем со щелчком встает на предназначенное ему место, и радикально меняются воспринимаемые мною звуки. Этот шлем не просто приглушает доносящееся снаружи, как это делает шлем для полетов на реактивном самолете, а полностью его блокирует. А еще он отражает внутрь, пожалуй, даже усиливая, звуки моего собственного тела, и, кроме того, в относительной тишине до ушей моих весьма громко доносится шипение поступающей в скафандр консервированной кислородной смеси. Я ее вдыхаю медленно и осторожно. Смесь пованивает металлом. Я поднимаю обе плохо гнущиеся в космическом костюме руки и, сжав ладони в кулаки, выставляю сразу два больших пальца вверх.

Все замечательно. Просто великолепно! Мои товарищи по предстоящему полету один за другим кивают и дают мне знак «хорошо».

Внешний мир теперь находится снаружи. Услышу его я лишь после того, как подключусь к корабельной системе. Теперь нужно подождать, пока из моей кровеносной системы выйдет излишек азота. Если этого не сделать, то, оказавшись в космосе, закончу свои дни в ужасных судорогах, и причиной тому станет разница давлений. Так, давление земной атмосферы составляет 14,7 фунта на квадратный дюйм, но в капсуле же будет всего лишь 5,5 фунта на квадратный дюйм.

Трещины на бетонной стене передо мной выглядят головой злобного дракона. Интересно, что бы сказали несравненные психологи МАК, сообщи я им о своем наблюдении во время первоначальных тестов. Мне неловко в скафандре, но я все ж поворачиваюсь и машу рукой, привлекая внимание одного из костюмеров. Та смотрит на меня, и я изображаю, что открываю книгу.