Именно так и случилось со мной и планируемым мною авиашоу. В дополнение к Николь Уоргин выступить у нас также обещала Энн Спенсер Линдберг. Да-да, та самая Энн Линдберг. А еще и Сабиха Гекчен – турецкая летчица-истребительница, участница Второй мировой войны. Кроме того, принять участие в нашем мероприятии согласилась даже и принцесса Шаховская, которая воевала еще в Первую мировую, а затем благополучно бежала из России.
Я надеялась, что тот факт, что она была и настоящим пилотом истребителя, и принцессой, всего лишь привлечет некоторое дополнительное внимание к нашей затее, Бетти же пребывала в диком восторге, поскольку сочла принцессу золотой жилой для рекламы нашего авиашоу.
И Николь, благослови ее господь, используя все свои политические связи, наприглашала гостей, список которых ошеломлял разум. По крайней мере, мой разум. Там были и жена вице-президента Эглина. И Чарли Чаплин. И Элеонора Рузвельт.
Вот так я и оказалась в позаимствованном «Мустанге» на летном поле, окруженном трибунами, на которых теснились и зрители, и съемочные группы. Мне здесь было совершенно неуютно. Скажу лишь: «Слава богу, что нашлась принцесса». Пусть даже и стареющая, у которой больше и страны-то нет, но зато она летала с диадемой на голове.
В общем, всеобщее внимание к принцессе и ее диадеме меня более чем устраивало, а уж когда настала моя очередь летать, я стала уже совсем счастливой.
Николь, Бетти и я должны были совершить несколько групповых полетов с мисс Пикс и мисс Брэггс из Негритянского клуба аэронавтики Канзас-Сити. Те снабдили нас «Мустангами» и сами, как и предрекал Юджин, оказались чертовски искусными пилотами. И они… Они даже убедили посетить наше шоу доктора Мартина Лютера Кинга-младшего.
Я уже упоминала, что толпа была огромной? Так вот, она была, по моему мнению, безмерной!
Мы, следуя за мисс Пикс с военной дисциплиной, выстроились в очередь на взлет. Первая часть программы полетов была просто плотным V-образным строем, гудящим над аэродромом. Я говорю «просто», но во время нашего второго прохода над полем мы выполнили групповую свечку, сохраняя при этом плотный и ровный V-образный строй.
После многих лет тривиального использования моей «Сессны» скоростные полеты на «Мустанге» с группой потрясающих пилотов… К жизни вернулась часть меня. Часть, которая поди зачахла бы и умерла, не случись падения Метеорита.
При наших виражах мой позвоночник с силой вжимался в спинку пилотского кресла, а небольшие всплески турбулентности от самолетов вокруг меня осязаемо давали понять, что рядом находятся и другие женщины-пилоты, и от проявления их присутствия я ощущала себя невероятно живой.
Люди на трибунах внизу? Да что они мне? С таким же успехом они могли бы тогда и в спячке пребывать. Мы с ревом пронеслись над ними, накренились, поднимаясь по крутой дуге, а затем разделились.
Следующий элемент пилотирования был идеей сенатора Уоргина, и элемент этот мне представлялся чертовски слащавым.
Шесть наших самолетов вроде бы разделились, но сделали они это совершенно синхронно и по заранее намеченным траекториям. По радио мисс Пикс сказала:
– По моей команде, дамы. – Мгновение спустя, убедившись, что все мы уже находимся там, где нам и должно, велела: – Начали.
Я нажала на кнопку, и моя машина выпустила струю цветного дыма одновременно с остальными, а каждый из нас последовал по заранее определенной дуге, проходя мимо других самолетов в сложной хореографии, разработанной для того, чтобы избежать турбулентности от скользящих потоков друг друга.
Вскоре позади нас красным дымом на фоне серебристого неба оказалось выписано слово «МАРС».
Я закончила последний взмах буквы «М» и оглянулась через плечо. За спиной у меня за красным туманом лежала земля. Мой угол зрения совершенно не позволял прочитать все слово целиком, но я убедилась, что все наши отдельные штрихи связаны воедино.
Разрази меня гром, мы были воистину хороши!
Я снова обратила свой взор вперед, и тут мой самолет напоролся на птицу.
Затем в меня врезались еще три, и мимо с мясистыми глухими ударами пронеслись перья и ошметки плоти. Лобовое стекло немедля покрылось кровавой кашей, и мне удалось хоть что-то разглядеть перед собой лишь после того, как я пригнулась и даже наклонила голову в сторону, но, клянусь богом, я все же не отстала от своих товарищей по группе.
Вероятно, именно из-за моего положения в кабине я и не заметила на приборе стремительного падения уровня охлаждающей жидкости. Или повышения температуры двигателя. Или густого темного дыма, вырывающегося из задней части моего самолета, который, правда, немедля смешивался с красным, бутафорским.
Я полагала, что удары птичьих тел все же серьезно не повредили мой самолет, но полагала я так напрасно, поскольку, должно быть, одну из птиц все же засосало в радиатор, и ее тушка перебила патрубок. Вскоре двигатель перегрелся, и его заклинило, а что уж там именно послужило причиной, принципиального значения в ту минуту не имело. Принципиально было лишь то, что двигатель заглох и пропеллер перестал вращаться.