Вычисляя звезды

Народу было так много, что разобрать не представлялось возможным, а если бы я не находилась все еще в пилотской кабине, то, поди, оказалась бы раздавленной людской гущей, что собралась вокруг самолета. А люди снова и снова выкрикивали мое имя.

На крыло самолета, вещая в микрофон, взобрался мужчина:

– Я стою на крыле «Мустанга», управляемого миссис Йорк, которая только что пережила смертельно опасную аварию в воздухе. Миссис Йорк, не расскажете ли вы нам, что произошло?

По другую сторону самолета мужчина установил на землю штатив с камерой. Другой мужчина, стоя перед камерой, указал на меня рукой.

Мне даже не позволяли вылезти из кабины. Я рванула перчатку с правой руки и опять в том не преуспела. В негодовании вскричала:

– Отпустите меня, пожалуйста!

– Бедняжка! Она вся дрожит.

Все больше людей вокруг звали меня по имени. Человек на крыле сунул мне микрофон прямо под нос.

– Расскажите нам, пожалуйста, что вы чувствуете?

Я отвернулась от него, перелезла через противоположный борт кабины и спрыгнула на крыло. Оттуда – на землю и оказалась – вот уж идиотка идиоткой – прямо перед объективом телекамеры.

– Ой! И вот она уже здесь, перед нами. Миссис Йорк, вы чудом остались в живых. Скажите, когда с вами случается нечто подобное, вам становится страшно?

– Чудом, говорите? – Он думал, что я испугалась штопора. Они все полагали, что из-за штопора-то я и дрожу. Я прижала руку к крылу и попыталась успокоиться. – Я осталась цела благодаря обучению, которое получила как женщина-пилот Военно-воздушных сил во время войны.

– Разумеется. Но все же вам было страшно?

– Да в общем-то нет. Птицы в воздухе, конечно же, поначалу застали меня врасплох, но разбираться достойным образом с подобными сюрпризами являлось частью подготовки, которую я приобрела, прежде чем вошла в состав подразделения «ОС». – Я указала в воздух, где все еще кружили самолеты, управляемые женщинами моей группы. – Любая из них вышла бы из штопора не хуже меня.

– И каково это – оказаться в спирали смерти?

– Если вас должным образом обучили, то, попав в штопор, вы сосредоточитесь только на своих дальнейших действиях, а не на эмоциях. – Я попыталась изобразить на лице светскую улыбку, какую не раз при мне демонстрировала Николь. – А панику я приберегаю для разговоров с журналистами. – Последняя моя реплика вызвала в толпе смешки, и я прибавила: – К счастью, в полетах на Луну и Марс направляющимся туда пилотам беспокоиться о столкновении с птицей не придется. – Опять послышался смех. – Очень надеюсь, что всем понравится остальная часть авиашоу, и многие призадумаются о том, что наши леди-пилоты могут сделать для космических полетов, если их к таковым допустят. Да и вообще, если мы хотим создать колонии в космосе, то… То нам без женщин никак не обойтись.

– Мысль, конечно, небезынтересная. Может, поделитесь, что им, по вашему мнению, там делать?

– О господи… Я вовсе не уверена, стоит ли мне объяснять на телекамеру, откуда берутся дети. – И тут я увидела Натаниэля. Скорее даже не «увидела», а лишь почувствовала его. Почувствовала его ужас. Представила себе, как он протискивается сквозь плотную толпу, стремясь побыстрее оказаться рядом со мной. – А теперь, уж извините, меня зовет супружеский долг.

Толпа засмеялась громче прежнего, хотя я и не имела в виду никакой двусмысленности. Хотя бог с ними. Сейчас меня заботило лишь то, что, даже если я и выплачу супружеский долг полностью, да еще и с процентами, Натаниэля это в ближайшее время вряд ли успокоит.

Пробираясь сквозь толпу, я опустила голову, сосредоточившись лишь на твердом асфальте. Кроме асфальта я видела перед собой только мужские ботинки, дамские туфли на высоких каблуках, серые манжеты брюк да чулки с перекошенными задними швами. А еще были руки – руки, касавшиеся моих плеч, рук или спины.

И отовсюду слышалось:

– Миссис Йорк! Миссис Йорк!

И затем наконец:

– Элма!

Меня обхватили руки Натаниэля, и я, оказавшись точно под прикрытием щита, воспользовалась силой мужа и собралась. Люди наблюдали, и исчезнуть с их глаз я никак сейчас не могла. Чувствуя их взгляды, мне едва удавалось дышать.

Но мой муж был здесь. Был рядом. Я подняла голову. Поймала его взгляд. Его кристально-голубые глаза блестели от слез, а по краям век вовсю проявилась красная кайма. Его рука на моей спине дрожала.

Я прижала свою ладонь к его щеке.

– Я – цела. Любимый мой, у меня все замечательно. А в небе не произошло ничего особенного. Просто в штопор вошла.

– Тридцать процентов смертей пилотов происходят вследствие штопора. – Он привлек меня к себе и крепко-накрепко прижался своей щекой к моей. – Ничего особенного, говоришь? Уж мне-то сказки не рассказывай!

Не знаю, что породило во мне тогда смех. Может, причиной стало то, что я по-прежнему была не мертва? А может, понимание того, что паника и истерия – лишь две стороны одной и той же монеты? А может, я осознала, что муж мой любит меня так сильно, что в выражении своих чувств даже прибег к статистике?

Разберусь ли я хоть когда-нибудь с нахлынувшими на меня тогда чувствами? Крайне сомнительно.