Выдающийся реалист

После того, как в Петербурге было получено известие о французской революции 1848 года, главари режима потеряли последние остатки самообладания. "Красная опасность" чудилась им повсюду и особенно в литературе. На нее-то и обрушились наиболее тяжелые удары. Во главе цензуры были поставлены самые озлобленные и невежественные сановники, вроде Бутурлина или Корфа, которые до того были ослеплены страхом, что даже в евангельских притчах усматривали скрытую проповедь... социализма. Но и эти беспримерные цензурные гонения казались Николаю I явно недостаточными. Над всеми передовыми литераторами нависла угроза расправы без суда и следствия. Тайная полиция уже готовилась арестовать Белинского, и только его смерть помешала осуществить этот замысел. Достоевский был осужден на каторжные работы; Плещеев отдан в солдаты в отдаленные оренбургские гарнизоны, куда за год до этого был сослан великий поэт украинского народа Тарас Шевченко; Щедрин изнывал в вятской ссылке, и никакие хлопоты не могли облегчить его участи.

Естественно, что все эти неистовства реакции не могли не отразиться на состоянии литературы. Журналы, альманахи и сборники наводнились "светскими" повестями и романами, бесконечными элегиями или игривыми безделушками. "Вот опять, - писал Чернышевский, - как во времена Марлинского и Полевого, появляются на свет, читаются большинством, одобряются и ободряются многими литературными судьями произведения, состоящие из набора реторических фраз, порожденные "пленной мысли раздраженьем", ненатуральною экзальтациею, отличающиеся прежнею приторностью, только с новым еще качеством шаликовской грациозностью, миловидностью, нежностью, мадригальностью... и эта реторика, оживши в худшем виде, опять угрожает наводнить литературу, вредно подействовать на вкус большинства публики, заставить большинство писателей опять забыть о содержании, о здоровом взгляде на жизнь, как существенных достоинствах литературного произведения"*.

______________

* Н.Г.Чернышевский. Полн. собр. соч., т. II, М., 1949, стр. 255.

В эти годы заявили претензии на главенствующее положение в литературе всевозможные противники критического реализма. С глубокомысленным видом толковали они о Пушкине, который был якобы основоположником "чистого" искусства, искусства, примиряющего с жизнью, то есть с самодержавно-крепостнической действительностью; они лицемерно заявляли, что между "Мертвыми душами" Гоголя и его "Выбранными местами из переписки с друзьями" нет принципиального различия и т.п. Особенным, имевшим прямо-таки доносительский характер нападкам подвергались писатели "натуральной" школы, то есть школы Белинского и Гоголя. Их произведения объявляли "грязными", "мизантропическими", не отражающими "светлых" сторон жизни. Необходимо было высокое гражданское мужество, чтобы сопротивляться проповеди апологетов официальной идеологии, чтобы не поддаться обезоруживающим нашептываниям теоретиков "искусства для искусства" и продолжать дело правдивого воспроизведения жизни. Именно поэтому тургеневские "Записки охотника", например, или комедия А.Н.Островского "Свои люди - сочтемся" были восприняты передовыми людьми того времени не только как крупнейшие явления в истории русского искусства, но и как бесспорные свидетельства необоримости освободительного движения в стране.

В этой обстановке позиция Писемского может на первый взгляд показаться весьма неопределенной. Наибольшее количество его произведений в 1850-1852 годах печатается в одном из самых реакционных журналов того времени, в славянофильском "Москвитянине". Но в это же время он начинает постоянно сотрудничать в некрасовском "Современнике". В его высказываниях о литературе сталкиваешься подчас с явной разноголосицей. То он мечтает о блаженных временах, "когда критика в искусстве будет видеть искусство, имеющее в самом себе цель..."*, то смеется над рецензентами, восхищавшимися "ограниченной", как он ее характеризовал, поэзией Фета, спрашивая, "не похожи ли они в этом случае на котов, у которых чешут за ухом"**. Эти факты отчасти и породили довольно устойчивую легенду о том, будто Писемский творил бессознательно, не руководствуясь никакой определенной системой взглядов, не преследуя никаких более или менее ясно осознанных целей; будто "ко всем партиям, ко всем лагерям, ко всем людям он относился одинаково скверно"***. Однако эта легенда не имеет под собой сколько-нибудь твердой почвы. В колебаниях Писемского явно выделяется тенденция, сложившаяся в его сознании еще в студенческие годы.

______________

* А.Ф.Писемский. Письма, М.-Л., 1936, стр. 63-64.

** А.Ф.Писемский. Письма, М.-Л., 1936, стр. 69.

*** С.А.Венгеров. Собр. соч., т. 5, СПб, 1911, стр. 176.