Выдающийся ум: мыслить как Шерлок Холмс

Достаточно произнести имя Шерлока Холмса, как в памяти всплывает множество картинок. Трубка. Охотничий картуз с наушниками. Плащ. Скрипка. Ястребиный профиль. Возможно, лицо Уильяма Джиллета, Бэзила Рэтбоуна, Джереми Бретта или других знаменитостей, когда-либо воплощавших образ Холмса, например Бенедикта Камбербэтча и Роберта Дауни-младшего [2] . Какие бы картины ни возникли перед вашим мысленным взором, предположу, что к слову «психолог» они не имеют отношения. Тем не менее самое время произнести именно его.

Холмс был непревзойденным детективом – это несомненно. Но его понимание особенностей человеческого мышления превосходит его самые значительные подвиги на поприще блюстителя закона. Шерлок Холмс предлагает больше, чем просто способ раскрытия преступлений. Его подход применим далеко не только на улицах туманного Лондона. Он выходит за пределы и науки, и следственных действий и может служить образцом для мышления и даже для существования, столь же эффективным в наши дни, как и во времена Конан Дойла. Готова поспорить, что в этом и заключается секрет неослабевающей, поразительной и повсеместной притягательности образа Холмса.

Создавая его, Конан Дойл был невысокого мнения о своем персонаже. Вряд ли он руководствовался намерением представить образец мышления, принятия решений, искусства формулировать и решать задачи. Однако именно такой образец получился у него. По сути дела, Конан Дойл создал идеального выразителя революционных идей в науке и способе мышления – революции, развернувшейся в предшествующие десятилетия и продолжавшейся на заре нового века. В 1887 г. появился Холмс – сыщик нового типа, невиданный прежде мыслитель, образец беспрецедентного применения силы разума. Сегодня Холмс служит эталоном мышления более эффективного, чем то, которое мы воспринимаем как само собой разумеющееся.

Шерлок Холмс был во многих отношениях провидцем. Его объяснения, методика, весь подход к процессу мышления предвосхитили развитие психологии и нейробиологии на сто лет вперед и актуальны уже более восьмидесяти лет после смерти его создателя. Но почему-то образ мышления Холмса поневоле выглядит как чистый продукт его времени и места в истории. Если научный метод продемонстрировал свои достоинства во всевозможной научной и прочей деятельности – от теории эволюции до рентгенографии, от общей теории относительности до открытия патогенных микроорганизмов и анестезии, от бихевиоризма до психоанализа, – тогда почему бы ему не проявляться в принципах самого мышления?

По мнению самого Артура Конан Дойла, Шерлоку Холмсу изначально было суждено стать олицетворением научного подхода, идеалом, к которому следует стремиться, даже если воспроизвести его в точности не удастся никогда (в конце концов, для чего еще существуют идеалы, если не для того, чтобы оставаться недосягаемыми?). Само имя Холмса сразу же указывает на то, что в намерения автора не входило создание незатейливого образа сыщика в духе былых времен: скорее всего, Конан Дойл выбрал своему герою имя с умыслом, как дань уважения одному из кумиров своего детства, врачу и философу Оливеру Уэнделлу Холмсу-старшему, известному как своими работами, так и практическими достижениями. Прообразом же личности знаменитого сыщика послужил другой наставник Конан Дойла, доктор Джозеф Белл – хирург, прославившийся своей наблюдательностью. Поговаривали, что доктору Беллу достаточно одного взгляда, чтобы определить, что пациент – недавно демобилизовавшийся сержант Хайлендского полка, только что отслуживший на Барбадосе, и будто бы доктор Белл регулярно проверяет проницательность своих студентов, пользуясь методами, включающими эксперименты над собой с применением разных токсических веществ, – вещи, знакомые всем, кто внимательно читал рассказы о Холмсе. Как писал доктору Беллу Конан Дойл, «вокруг ядра, состоящего из дедукции, логических выводов и наблюдательности, которые, насколько я слышал, вы практикуете, я попытался создать образ человека, который зашел в перечисленном так далеко, как только возможно, а порой и еще дальше…» Именно это – дедукция, логика и наблюдательность – подводит нас к самой сути образа Холмса, к тому, чем он отличается от всех прочих сыщиков, появившихся до и, если уж на то пошло, после него: этот сыщик поднял искусство расследования до уровня точной науки.

С квинтэссенцией подхода, присущего Шерлоку Холмсу, мы знакомимся в повести «Этюд в багровых тонах», в которой сыщик впервые предстает перед читателем. Вскоре выясняется, что для Холмса каждое дело – не просто дело, каким оно представляется полицейским Скотленд-Ярда (преступление, ряд фактов, несколько фигурантов, обобщение информации – все это с целью передать преступника в руки правосудия), а что-то одновременно и большее, и меньшее. Большее – поскольку при этом дело приобретает более широкое и общее значение, как предмет масштабных изучений и размышлений, становясь, если хотите, научной задачей. Ее очертания неизбежно просматриваются в предыдущих задачах и, несомненно, повторятся в будущих, общие принципы применимы и к другим, на первый взгляд никак не связанным моментам. Меньшее – поскольку дело лишается сопутствующих ему эмоциональных и гипотетических составляющих – элементов, замутняющих ясность мысли, – и становится настолько объективным, насколько только может быть реальность вне науки. Результат: преступление есть предмет строго научного исследования, подходить к которому надлежит, руководствуясь научными методологическими принципами. А человеческий разум – их слуга.

Что такое «научный метод мышления»?

Когда речь заходит о научном методе, мы обычно представляем себе ученого-экспериментатора в лаборатории – возможно, с пробиркой в руках и в белом халате, – придерживающегося примерно такой последовательности действий: сделать некие наблюдения, относящиеся к какому-либо явлению; выдвинуть гипотезу, объясняющую эти наблюдения; разработать эксперимент с целью проверки этой гипотезы; провести эксперимент; посмотреть, соответствуют ли результаты ожиданиям; при необходимости доработать гипотезу; вымыть, прополоскать и повторить. Вроде бы довольно просто. Но как предпринять что-нибудь посложнее? Можно ли натренировать разум, чтобы он всякий раз автоматически действовал подобным образом?

Холмс рекомендует нам начинать с азов. Как он говорит при нашей первой встрече с ним, «прежде чем обратиться к моральным и интеллектуальным сторонам дела, которые представляют собою наибольшие трудности, пусть исследователь начнет с решения более простых задач». Научный метод основывается на прозаичнейшем из действий – наблюдении. Еще до того как задаться вопросами, определяющими ход расследования или научного эксперимента, или же чтобы принять вроде бы простое решение – приглашать одного из друзей на ужин или нет, – необходимо подготовить фундамент, провести предварительную работу. Недаром Холмс называет основания своих исследований «элементарными». Ибо они действительно таковы, это азы устройства и принципов работы всего на свете.

Далеко не каждый ученый осознает, что это за азы, – настолько прочно они укоренены в его образе мышления. Когда физик придумывает новый эксперимент или химик решает исследовать свойства только что полученного соединения, он не всегда отдает себе отчет в том, что его конкретный вопрос, его подход, его гипотеза, сами его представления о том, что он делает, были бы невозможны без имеющихся в его распоряжении элементарных знаний, накапливающихся годами. Более того, этому ученому будет непросто объяснить вам, откуда именно он почерпнул саму идею исследований и почему изначально решил, что они имеют смысл.

После Второй мировой войны физика Ричарда Фейнмана пригласили принять участие в работе комиссии штата по учебным программам и выбрать учебники естественных наук для старшеклассников Калифорнии. К ужасу Фейнмана, представленные тексты могли скорее запутать учеников, нежели просветить их. Каждый последующий учебник оказывался хуже предыдущего. В конце концов ему попалось многообещающее начало: ряд иллюстраций, изображающих заводную игрушку, автомобиль и мальчика на велосипеде. И под каждой подпись: «Чем приведен в движение этот предмет?» Наконец-то, думал Фейнман, перед ним объяснение азов науки, начинающееся с основ механики (игрушка), химии (автомобиль) и биологии (мальчик). Увы, его радость была недолгой. Там, где он рассчитывал наконец найти объяснение и подлинное понимание, он увидел слова: «Этот предмет приведен в движение энергией». Но что это такое? Почему энергия приводит предметы в движение? Каким образом она это делает? Эти вопросы не то что не получили ответа, но и не были поставлены. Как выразился Фейнман, «это ничего не значит… это всего лишь слово!» И он продолжал рассуждать: «Что следовало бы сделать, так это рассмотреть заводную игрушку, увидеть, что у нее внутри пружины, узнать о пружинах и колесах, а насчет энергии и думать забыть. И только потом, когда дети поймут, как на самом деле работает игрушка, можно обсудить с ними более общие принципы энергии».

Фейнман – один из немногих, кто не воспринимал свои базовые знания как должное, зато всегда помнил о «кирпичиках» – об элементах, лежащих в основе каждой задачи и каждого принципа. Именно это имеет в виду Холмс, объясняя нам, что начинать надо с азов, с таких обыденных вопросов, что мы не удостаиваем их внимания. Как можно выдвигать гипотезы и разрабатывать поддающиеся проверке теории, если не знаешь заранее, что и как надо наблюдать, если не понимаешь фундаментальную природу задачи, о которой идет речь, не раскладываешь ее на основные составляющие? (Простота обманчива – в этом мы убедимся в двух следующих главах.)

Научный метод начинается с обширной базы знаний, с понимания фактов и общих очертаний задачи, которую предстоит решить. В повести «Этюд в багровых тонах» такой задачей для Холмса становится тайна убийства в заброшенном доме в Лористон-Гарденс. В вашем случае речь может идти о решении – сменить профессию или не делать этого. Какой бы ни была специфика проблемы, необходимо дать ей определение, мысленно сформулировать ее как можно конкретнее, а затем восполнить пробелы в ней благодаря опыту прошлого и наблюдениям, сделанным в настоящем. (Как напоминает Холмс инспекторам Лестрейду и Грегсону, не заметившим сходства расследуемого убийства с совершенным ранее: «Ничто не ново под луной. Все уже бывало прежде».)

Только потом можно перейти к этапу разработки гипотезы. В этот момент сыщик призывает на помощь свое воображение и намечает возможные линии расследования в зависимости от хода событий, не цепляясь за самые очевидные объяснения (к примеру, в «Этюде в багровых тонах» надпись «Rache» на стене не обязательно означает недописанное имя «Рэчел» – оно вполне может оказаться немецким словом «месть»), – а вы пытаетесь предугадать вероятные сценарии вследствие смены вами работы. При этом в обоих случаях гипотезы выдвигаются не наобум: все сценарии и объяснения опираются на базовые знания и наблюдения.