Однако сам Холмс пользуется другой памятью. Он уже освоил эти этапы мышления. Для него они стали второй натурой. Холмсу не нужно обстоятельно и подробно думать о мышлении; он делает это машинально, как мы машинально обращаемся к нашему внутреннему Ватсону потому, что научились этому, а теперь отучаемся.
А пока мы не отучились, то, что Холмсу дается без труда, требует от нашего внутреннего Ватсона значительных усилий. Нам приходится поминутно останавливать его, чтобы поинтересоваться мнением внутреннего Холмса. Но по мере того, как мы практикуемся, заставляем себя наблюдать, обращаться к воображению, делать умозаключения, в том числе и в тех обстоятельствах, в которых все это может показаться нелепостью, например когда надо решить, что съесть на обед, начнут происходить перемены. Внезапно процесс станет более гладким и плавным. Мы начнем действовать чуть быстрее. Сами действия будут казаться нам более естественными и менее утомительными.
В сущности, происходящее – не что иное, как переход на другую память. Мы переходим от эксплицитной памяти к имплицитной, привычной, процедурной. Наше мышление становится сродни той памяти, к которой мы обращаемся, когда ведем машину, едем на велосипеде, выполняем задачу, выполненную уже бесчисленное множество раз. Мы переходим от целеустремленности (в случае мышления – от сознательного движения по стопам Холмса и старательного выполнения каждого действия) к автоматизму (нам уже незачем думать об отдельных этапах, наш ум сам перебирает их один за другим). От усиленной, напряженной работы памяти – к запуску допаминовой системы поощрений, порой незаметному для нашего сознания (поведение наркомана как крайний случай). И здесь разрешите мне повториться, так как повтор напрашивается сам собой: чем больше награда за какое-нибудь действие, тем быстрее оно становится привычкой и тем труднее от нее отвыкнуть.
Как вернуть привычку из сферы бездумности в сферу вдумчивости
Действие рассказа «Человек на четвереньках» (The Adventure of the Creeping Man) происходит в то время, когда Холмс и Ватсон уже не живут в одном доме. Однажды сентябрьским вечером Ватсон получает послание от бывшего соседа: «Сейчас же приходите, если можете. Если не можете, приходите все равно» [20] . Ясно, что Холмс хочет увидеться с доктором, и, видимо, как можно скорее. Но зачем? Что могло быть такого у Ватсона, что так спешно потребовалось Холмсу, причем сыщик не может ни ждать, ни сообщить в письме или передать с посыльным? Трудно представить себе, что за время, которое товарищи провели вместе, Ватсон когда-либо играл иную роль, кроме верного компаньона и автора записок. И уж конечно, Ватсон никогда не раскрывал преступлений, ему никогда не приходили в голову решающие догадки, он не оказал хоть сколько-нибудь заметного влияния на расследовании. Почему же призыв Шерлока Холмса выглядит настолько срочным, словно сыщику никак не обойтись без помощи Ватсона?
Потому что так оно и есть. Оказывается, Ватсон уже давно не просто автор записок о Шерлоке Холмсе и его друг, верный спутник, умеющий оказать моральную поддержку. По сути дела, Ватсон – одна из причин того, что Шерлок Холмс ухитряется оставаться таким же проницательным и вдумчивым. Ватсон необходим (и даже незаменим) для расследования и будет оставаться таковым впредь. Вскоре вы поймете почему.