«Самый обыкновенный разсчетъ тотъ, что руды наши могутъ давать пятьсотъ долларовъ съ тонны. Такое богатство уничтожаетъ и Гульдъ, и Каррей и Офиръ, и Мексиканскую, въ вашемъ сосдств. Я привелъ вамъ разсчетъ стоимости одной разработанной руды. Богатство ея показываетъ биржевая оцнка. Народъ въ области Гумбольдта помшался на „футахъ“ [6]. Въ то время, какъ я пишу, города наши почти опустли, походятъ на выморочныя селенія. Что сталось съ нашими мускулистыми и атлетическими согражданами? Они вс шагаютъ до оврагамъ и по горамъ. Ихъ слды видны по всмъ направленіямъ. Изрдка, является къ намъ верховой, видно, что усталый конь его немало потрудился. Верховой этотъ останавливается передъ своимъ жилищемъ, торопливо обмнивается вжливыми привтствіями со своими согражданами, спшитъ въ пробирную палатку, а оттуда къ регистратору округа. На другой день утромъ, возобновивъ свои състные припасы, опять исчезаетъ по своей дикой и неторной дорог. И вотъ этотъ молодецъ считаетъ свое состояніе уже тысячами. У него аппетитъ ненасытной акулы, онъ желалъ бы пріобрсти весь міръ металловъ».
Этого было достаточно. Какъ только окончили мы чтеніе вышенаписанной статьи, четверо изъ насъ ршили отправиться на Гумбольдтъ. Мы сразу стали собираться и бранили себя, что раньше на это не ршились, такъ какъ теперь страхъ насъ обуялъ, чт опоздаемъ и что вс богатйшія руды будутъ открыты и захвачены, прежде чмъ мы туды прибудемъ и тогда волей-неволей придется довольствоваться залежами, изъ которыхъ боле двухъ сотъ или трехъ сотъ долларовъ съ тонны не добудешь. Часомъ раньше, до чтенія статьи, счелъ бы я себя богачемъ, еслибъ пріобрлъ десять футовъ въ руд Золотой Горы, которая вырабатывала двадцать пять долларовъ съ тонны, теперь я уже былъ недоволенъ, что придется довольствоваться бднйшими рудами, которыя, впрочемъ, въ Золотой Гор считались бы богатйшими.
ГЛАВА ХXVII
Спшите, торопитесь, — было все, что твердили мы другъ другу; времени, впрочемъ, мы не теряли даромъ. Наша партія состояла изъ четырехъ человкъ: кузнецъ, шестидесяти лтъ, два юриста и я. Мы купили фуру и пару несчастныхъ старыхъ лошадей, фуру нагрузили большимъ количествомъ провизіи, приборами разныхъ инструментовъ для копанія, и выхали изъ Карсона свжимъ декабрьскимъ денькомъ. Лошади оказались до того слабы, что мы скоро пришли къ заключенію, что одному или двумъ надо выйти и идти пшкомъ; дйствительно, замтно стало облегченіе, но не надолго; черезъ нсколько времени опять показалось, что лучше будетъ, если еще одинъ выйдетъ, и опять видимо стало легче лошадямъ. Тутъ мн пришла мысль править ими, хотя въ жизни своей никогда еще не правилъ ни одной, не знаю, откуда у меня взялась эта смлость, другой никогда не рискнулъ бы на такую отвтственность; но спустя короткое время нашли, что не дурно было бы и правящему выйти и идти пшкомъ. Съ тхъ поръ я сложилъ съ себя званіе кучера и никогда больше не претендовалъ на него. Черезъ часъ мы увидли, что не только будетъ лучше, но что положительно необходимо намъ четверымъ помогать лошадямъ. По два сразу толкали мы сзади фуру по тяжелому песку, и этимъ сильно облегчали слабымъ лошадямъ непосильный трудъ, не давая имъ почти совсмъ тянуть. Оно иногда лучше сразу постичь свою участь, легче мириться; мы скоро поняли свою. Ясно было, что намъ придется вс двсти миль идти пшкомъ, толкать фуру, а съ ней и лошадей; въ фуру мы уже больше не садились, хуже того, мы, не отдыхая, стояли сзади и постоянно смняли другъ друга.
Мы сдлали семь миль и расположились на отдыхъ въ степи. Молодой Клэгетъ (нын членъ въ конгресс отъ Монтаны) распрегъ, накормилъ и напоилъ лошадей; Олифантъ и я нарзали шалфейные сучья, зажгли огонь и принесли воды, а старый мистеръ Баллу, кузнецъ, сталъ стряпать обдъ. Въ продолженіе всего пути мы такимъ образомъ длили трудъ и каждый зналъ свою обязанность. У насъ не было палатокъ и мы, покрывшись плэдами, спали подъ открытымъ небомъ и всегда были такъ уставши, что спали, какъ убитые.