Выдумки чистой воды

Но что будет при встрече, бродяга пока что не знал. Однако ему казалось, что на сей раз он не будет столь невнимателен, а скорей наоборот. И вот однажды вечером, хоть его и приглашали остаться ночевать, бродяга вышел из селения и шел до тех пор, пока совсем не стемнело. Тогда бродяга остановился, развел при дороге костер и принялся ждать.

Фея не появлялась. Нужно было, конечно, позвать ее. Но как? Они ж не договаривались. Так что оставалось только ждать и надеяться на счастливый случай. То есть если фея вдруг случится рядом, завидит костер, а при костре бродягу. Тогда он станет на одно колено и скажет… Потому что фея — самая прекрасная и самая добрая, и еще потому, что она… Но была уже глубокая ночь, и бродягу — а он работал целый день почти без отдыха — бродягу стало клонить ко сну…

И тут ему показалось, что рядом, совсем рядом, у едва теплившегося костра, кто-то сидит. Бродяга оглянулся…

Да, это была фея. На сей раз она была без скатерти, да и бродяга не был голоден.

— Здравствуй, — сказала фея и улыбнулась. А потом спросила: — Ну, как ты поживаешь?

И бродяга ответил, что теперь он поживает хорошо. Потом не удержался и похвалился, что флюгеры у него стали получаться куда красивее и голосистее прежних. Фея слушала его внимательно и согласно кивала. А потом они заговорили просто так, почти ни о чем, о разных мелочах. Спроси их, и они не повторили бы сказанного даже на треть. Но это не важно, потому что, говоря о пустяках, каждый из них чувствовал, что это почему-то важно, очень важно. Но что? Быть может, важен был не столько сам разговор, сколько улыбки, интонации или что-то еще, порой ускользающее при пересказе. Так оно или не так, но разговор этот весьма волновал бродягу и, наверное, поэтому, когда фея вдруг стала серьезной и спросила:

— А каким будет твое второе желание? — то бродяга растерялся. Он замолчал и подумал…

Но сразу вот так вот взять и подумать у него не получилось. Тогда он как следует собрался с мыслями и вспомнил, что у него ведь не было и по сей день нет дома. И что все свое добро он носит на своих же плечах и ничуть не ощущает тяжести, а даже скорее наоборот. И что поэтому никакая уважающая себя девушка, а тем более… Да, никакая уважающая себя девушка и не посмотрит на него.

Тогда бродяга посмотрел на фею, хотел сказать… хотел сказать одно, но от смущения сказал совсем другое:

— Я… нищ, — и замолчал. Для того, чтобы потом триста, а может и четыреста раз вспомнить об этих глупых словах, покраснеть и устыдиться. А устыдившись пока что в первый раз, бродяга вполне справедливо ожидал, что фея тут же исчезнет.

Но нет. Фея улыбнулась, повела рукой… и у ног бродяги оказался маленький, но весьма красивый и еще более тяжелый сундучок. Такой тяжелый, что одному его не унести. Да бродяга и не собирался это делать; он поднял крышку, увидел в сундучке…

Ослепительно сверкавшие перстни, тончайшую паутину золотого шитья, весьма прелестные и не менее драгоценные броши, диадемы, кулоны и еще какие-то украшения…

И подумал, что ему всего этого и не нужно. А нужно ему всего лишь несколько монет, и если не серебряных, то хотя бы медных. Тогда в ближайшем же селении он смог бы купить себе приличную одежду и раздобыть новый, лучший инструмент. Ведь хорошо известно, что прилично одетого мастера приглашают в приличные дома, а лучшим инструментом работаются и лучшие флюгеры. И случись все это, бродяга непременно заведет себе кошелек, потом построит дом, а после этого станет на одно колено…

Подумав так, бродяга склонился к сундучку, выбрал в нем четыре монеты поплоше, потом аккуратно закрыл крышку и посмотрел на фею.

Но феи не было. Бродяга оглянулся — не было и сундучка. Тогда бродяга устыдился во второй раз. Размахнулся — и все четыре монеты разлетелись на все четыре стороны.

После всего, что случилось, не то что спать, но сидеть на месте и то не хотелось. Бродяга встал, забросил котомку за плечо и пошел вперед.

Наутро бродягу пригласили в большой приличный дом, где ему было заказано сразу восемь флюгеров. Бродяга работал с великим усердием, и все восемь флюгеров получились весьма удачными: петушки кричали… нет, они очень даже складно пели утром, после дождя, к хорошей погоде и вечером. Вечернее пение было самым красивым и к тому же навевало приятные сны. Хозяин оценил работу бродяги по достоинству, и тот на заработанные деньги купил себе новую приличную одежду и лучший инструмент.

Во втором, третьем, и так до десятого селения повторялась та же история. Бродягу везде приглашали и везде его работу хвалили и очень ценили. Мало того, что в тамошних местах подобные флюгеры были в большую диковину, но и сам бродяга с каждым днем работал все лучше и лучше. И с каждым же днем он все чаще и чаще вспоминал свою прекрасную фею.

Воспоминания эти бродяга любил и не любил одновременно. Любил он потому, что — будем откровенны — бродяга без памяти полюбил прекрасную фею, а не любил потому, что при последней встрече с ней он вел себя еще хуже, чем в первый раз — его ведь обуяла жадность! Так думал бродяга.