Выдумщик

– Как я узнаю вас? – нетерпеливо спросил я. Спешил не столько его увидеть, сколько закончить этот утомительный разговор. Снова долгая пауза… Какой-то комитет тугодумов. Сбил его с рабочего настроения. Вместо оторопи, испуга – какой-то нездоровый энтузиазм.

– Я буду стоять с газетой! – хмуро произнес он. Видимо, я его уже утомил. Не прощаясь, повесил трубку. Похоже – не друг он мне.

Опоздал я всего минуты на четыре – звонки, звонки! – и моего «абонента» узнал сразу – мог бы на газету не тратиться. А говорят – «тайная полиция». Я бы его и без газеты узнал! Хотя и не видал раньше. Несмотря на тщательную конспирацию, они резко отличались от обычных людей. Тяжелым и, я бы сказал – тоскливым взглядом. Мой был приземист, темноволос и сильно небрит. Видно, дома не ночевал, прорабатывая операцию. Мы поздоровались, почему-то не за руку. Далее он предложил пройти с ним «в одно место». Хорошо, что не в два. Трудно было отказать ему в столь скромном желании. Мы пересекли Литейный и вошли в тихую, скромную гостиницу. На втором этаже коридорная молча протянула ему ключ. В маленьком номере сели по разные стороны тумбочки на одеяла. Я достал из портфеля ручку и блокнот. Почему-то это ему не понравилось.

– Вы что-то хотите записывать?

– Всё! – я преданно смотрел ему в глаза.

– Тогда для начала запишите мой рабочий номер! – усмехнулся он и продиктовал мне его (тогда номер еще состоял из одной буквы и нескольких цифр).

Я тщательно записал, очень крупно – на целый лист. А чего мелочиться? Он почему-то хмыкнул. Показалось несерьезным? После этого мой «визави» глухим голосом и как-то без огонька стал монотонно говорить о том, что враг в нашей стране поднимает голову, особенно в связи с Пражской весной и «печально знаменитым» письмом чешских диссидентов «Две тысячи слов». Поэтому, сказал он, долг каждого сознательного гражданина сообщать органам о всех враждебных проявлениях. Он говорил еще долго, я старательно кивал, но мысли мои улетели далеко, к более приятным темам.

– Что вы делаете? – вдруг рявкнул он.

А что я делаю? Я глянул в мой блокнот. Да. Не совсем! Пока я его слушал – увы, слушал лишь относительно, мечтая о другом, рука моя выдала мои мысли – и цифры его телефона были перерисованы в птичек, рыбок, зверьков, а единственная там буква – Ж – превратилась в целый букет. Да – трудно будет разобрать, если вдруг понадобится… Скулы его окаменели! Это конец.

– Я понял, – произнес он, – как вы собираетесь нам помогать! Идите!

Где, интересно, тот мой блокнот? Может, добавили бы пенсию за борьбу с реакцией.