До отъезда чего я только не пробовал – не получался рассказ! Все! Финиш! Куда уж для «Плейбоя» тебе писать! Разве что для журнала «Огородник»! И то – огородники граблями забьют… Грустный, я шел по платформе. И вдруг – колоссальную догнал девушку! Она шла типичной раздолбанной походкой манекенщицы, закидывая одну ногу за другую. О! Тормознули вместе с ней: вагон третий! Вот это да! «Девятнадцатое», – буркнул проводник, разглядев ее билетик и даже не взглянув на нее. Схватившись одной рукой за поручень, она гибко втянулась внутрь и – тут не было никаких сомнений – обернулась и улыбнулась! Сунув свой билет проводнику, я устремился за ней… Забыл, что буркнул этот толстяк, запихивая мой билет в кармашек своей сумы, – …двадцать первое? В одном с ней купе? Не может быть! Я поравнялся с дверью, возле которой темнели в рамке цифры «19–22», затаив дыхание заглянул в щель. Изогнувшись, разметав длинные волосы по плечам, она устанавливала свой крохотный рюкзачок на верхнюю полку, а на нижней, обалдело уставясь куда-то в район впалого ее живота, на двадцать первом месте, сидел лысый лопоухий интеллигент, безвольно что-то лопоча, вроде «…пожалуйста… разумеется». Господи! Как же мне не везет! Лопоухому счастье. Будет лопотать вместо того, чтобы сразу, энергично, «под микитки»! Иди… твой номер тридцать первый. Ну – ясное дело – последняя дверь возле туалета. Дверь с глухим визгом отъехала… О, вот это твой вариант! Худой, как палка, военный в чине капитана, лишь злобно глянувший в ответ на мое вежливое приветствие, прильнувшая к нему сдобная жена с гладкой прической, грустно кивнувшая мне в ответ. Весь проход занят громадным чемоданом, обвязанным веревками.
– Извините, это ваш чемодан?
Взгляд капитана был яростно устремлен куда-то вдаль – слов моих он явно не слышал. Жена кивнула наверх.
– А вам что, мешает? – свесился злобный старичок. Я криво уселся. С трудом задвинул дверь, глядел в тусклое зеркало, идиотски подмигивая сам себе. Ничего! Стянул с верхней полки скатанный матрац, шерстяное одеяло, стреляющее в полутьме зарницами. Расстелил… Ничего! Как говорила моя бабушка, Христос терпел и нам велел! Ничего. Будет другая манекенщица… в другой жизни… Ничего!
Я потянулся к ночнику.
– Не включать! – вдруг рявкнул военный. Словно от тока, я отдернул руку.
– Извините, – испуганно глядя на мужа, пробормотала жена.
Ну и соседушки! Пружины между вагонами заскрипели, рябые прямоугольники света, вытягиваясь, поползли по купе. Поехали. Я крутился так и сяк, пытаясь пристроить ноги… ложиться вроде пока что невежливо, раз напротив не спят. Буду тащить свой крест.
– Извините, – несколько осмелев, но все же поглядывая на мужа, заговорила женщина, – но, понимаете, такая ситуация… Десять лет с Виктором на Севере… от лейтенанта до капитана. Теперь – академию закончили. Думали – хоть теперь в город! Опять в тундру! Простите его…
– Ну конечно, – пролепетал я.
Перед очами моими вдруг свесились ноги в слегка спущенных носках, задергались, заелозили – старичок с верхней полки торопливо подтягивал порты, явно спеша спуститься, принять участие в душевном разговоре – как же без него?
– А я вот пять лет безвинно отсидел! – проговорил он, оказываясь рядом.
– Интересно! – проговорил я. И сразу вспотел… что значит – «интересно»? Не то, наверное, слово?
– Да уж интереснее некуда! – уцепился старичок. Он вытащил из шаровар платок, долго утирал губы, готовясь к рассказу. Ну что же… я приготовился слушать… нести свой крест. Но хоть бы дали его спокойно нести! Дверь со скрипом отъехала, и явился проводник. Ни «здрасьте», ни «извините»! Он молча уселся, потеснив женщину. Все молчали. Он считал, что пояснения излишни, что все и так должны знать, зачем он пришел. Женщина, засуетившись, вытащила деньги… Ах да – за белье!
– Сколько уже теперь-то? Десять? Ох, мать ети! – бормотал старичок.
Я молча протянул деньги… Новая заморочка: проводник почему-то их не брал, даже не поднял руки… в карман ему, что ли, надо засовывать?
– Билет, – безжизненно произнес он.
– Но я же вам отдал его!
– Ты на каком месте сидишь?
– На… тридцать первом, – на всякий случай глянув на бирку, ответил я.
Он молча раскинул свою переметную суму, показал – в кармашке с цифрой «тридцать один» билета не было!
– Ну?..
– Я точно вам отдал билет!
– Ну так где же он?
– Не знаю… Может быть, мимо сунули?
– Я мимо не сую! Собирайся – на первой сойдешь.
– Не собираюсь.
– А это мы поглядим! – проводник удалился. Господи! Почему все наваливается на меня? «Агнец, берущий на себя все грехи мира»? С какой стати?
– …Так вот, – выдержав паузу по случаю постигшего меня горя, старичок продолжил. – Как было: брат приехал погостить ко мне. Так?
– Наверное, – неуверенно пробормотал я.
– Поехал уже его провожать. Ну выпили маленько, конечно, на ход ноги…
Пауза. Чувствую, он рассчитывает рассказ на всю ночь!
– Ну… дальше! – пытался как-то взбадривать его.
– Ну закемарили в зале ожидания…
«Это просто какая-то „Война и мир“! – подумал я. – Будет ли покой?»