Выдумщик

Прежде чем я уберу свою рукопись в темницу навеки – хоть по Невскому прогуляю ее. Пусть жизнь посмотрит. Такое очеловечивание вещей мне свойственно! Если еду на отдых – переживаю, какой взять помазок!.. Будто он в море будет купаться. Ненормальный я! Грустно выходил с моей рукописью на Невский с Литейного и увидел, что приближается по тротуару московский писатель Саша Кабаков, в шикарных шкарах и, как всегда, небрежно небритый. Живут же! А тут бреешься, бреешься, и все – ноль. А его смелый роман «Невозвращенец» (где уже перестрелка на наших улицах шла) тогда гремел. Я бы радостно к нему кинулся. Но узнает ли? Пару раз виделись, и что? Нагружу его произведением своим? Но он сам:

– Гордые вы, питерские! В сторону смотрите!

– Это от застенчивости! – признался я.

– Знаем мы вашу застенчивость! Всю власть забрали.

«Это не мы!» – хотел я признаться, но потом подумал: зачем?

– Ну и как там наши? Встречаешься?

– С вами встретишься! Разве что так, случайно. Что это у тебя?

– Где? А-а. Рукопись.

– И куда отдал?

– Как видишь, никуда. Сексу мало, сказали.

– Мало, говоришь? – потом пригнулся, пахнув добрым коньяком. – По секрету тебе скажу, что вообще ни у кого его нет. Никто не владеет. Все только распускают о себе грязные слухи, а нет ничего! Так что твое «мало», старик, это на самом деле богатство. Кто сказал тебе, что мало? Признайся. Наверняка несведущий в издательском промысле человек!

– Да… Он завхоз вроде! – вынужден был обнародовать я свой уровень.

– Так я и знал! – воскликнул он. – А умные люди ухватятся за твое «мало».

– А где они? – вырвалось у меня.

В это все и упирается! Он со скрипом почесал свою крепкую, с сединой щетину. Сейчас скажет: «Ну, рад был тебя повидать!» Но он сказал:

– У нас в Москве есть пара толковых ребят. Соображают – мало ли секса или как надо. Спортсмены! Но собираются издавать. Давай.

И рукопись исчезла моя в портфеле его, «из кожи неродившегося носорога», как сказал себе я.

Потом я долго звонил по указанному им телефону в Москве.

– Владимир Викторович вышел! Владимир Викторович еще не пришел!

Главное тут – не падать духом. Как я в одной детской повести написал: «Если телефон у кого-то все время занят, это не значит, что тебя ненавидят. По новой набирай!»

Приехал в Москву на юбилей сестры, оттуда набирал… Глухо. Сестра на юго-западе живет, далеко… может быть, в этом дело? Каждую случайность надо взвешивать. Решил к брату перебраться, в центр. Чтобы мгновенно показаться, если позовут. С братом, конечно, выпили. Но, проснувшись, звонил. И если все время занято, то это не значит… И вот – приятнейший голос:

– Алло!

– Владимир Викторович?

– Да.

Я назвал себя. И вдруг – вместо грубого отказа – слышу:

– Наконец-то! А мы тут ваши «Будни гарема» читаем нарасхват! На тетрадки ее разделили. Приезжайте!

– Да я уж в Москве!

Пошла пауза. Видно – к такой радости он был не готов.

– …Дело в том, что я улетаю сегодня. В Париж! С тамошними ребятами мяч погонять.

– А-а-а… Мяч…

Мяч круглый, да. И чувствую, заиграется там, и больше я его не услышу.

– Простите – а где вы находитесь?.. – вдруг слышу свой голос. – …территориально, – добавил для солидности. Молодец!

– Ну конечно, конечно! Как только я вернусь – заходите. Записывайте.

Записываю дрожащей рукой – и глазам не верю! Дом – соседний с тем, где я сейчас нахожусь!

Говорят – мелочи… А в них-то смак!

– Сейчас буду! – крикнул я. И буквально через минуту предстал перед ним.

– Вы ж адрес узнали только что! – Он был потрясен.

Я скромно развел руками:

– Удача!

На самом деле «удача» – это мы.

И уже выходя от него с договором, подумал: «А если бы я был в отдалении?» И от страха даже вспотел!

А с Сашей Кабаковым мы дружили до самого конца, и главное, что ценили друг в друге, как утонченные знатоки, – элегантность. Увидевшись после разлуки, сразу оценивали «прикид».

– О! Правильная кепочка!

– Из секонда! – скромно говорил я.

– Только меня не пытайся обмануть! – восклицал Саша.

– Ну ладно. Из Лондона.

– Вот это другой разговор!

12

Первым европейским городом, поразившим меня красотой, был Будапешт, роскошно раскинувшийся по берегам Дуная.

Ласло, переводчик моих книг, говорил по-русски своеобразно, но очень точно.

При встрече мы обнялись, дружески стукнулись лбами, и он озвучил то, что увидел:

– Большой писатель! Огромная морда!

Лондон был в 1976-м. И тоже обрадовал тем, что потом стало проклятьем Европы, – пестротой населения, яркостью одежд! Словно я прилетел на юг…

В Париж я проложил тропку заранее – вроде случайно. Но хорошую случайность надо заслужить! Однажды я, еще совсем молодой, шел из дома по улице Маяковского (не ведущей, как вы знаете, к Эйфелевой башне) мимо родильного дома имени Снегирева, стремясь на Невский, и вдруг мы столкнулись с прелестной молодой женщиной. Она, что было видно по ее животу, шла рожать, но держала перед глазами мою самую первую книгу «Южнее, чем прежде» – поэтому и не заметила меня. Но, опустив книгу, заметила.

– Вот это да! – произнесла она. – Я потрясена! И главное – еще бы секунда, и я свернула в приемный покой! И вдруг – вы!