Выдумщик (Сочинитель-2)

Конечно, ребята из «ОРБ-сервиса» не были ангелами белокрылыми, но все равно — раскрываться перед ними не стоило, поэтому они и считали, что работают на одного иностранного фирмача, комплексно проверяющего потенциального партнера по бизнесу. Такие заказы поступали часто и платили за них хорошо. А сам Туз — он ведь при всех своих «талантах» был все-таки уголовником, никогда не проходившим школы спецслужбы. Это покойный старик Кораблев скорее всего не стал бы «работать» человека во время его встречи неизвестно с кем — да и то, отказался бы он в то время, когда был государственным человеком, когда работал в Системе, где существовало четкое разделение труда: одни отвечали за «информационную поддержку» операции, другие за ее непосредственное проведение. И при недостаточной подготовленности операции мало бы кто рискнул взять на себя ответственность за ее проведение — раньше ведь в слово «ответственность» вкладывался совсем не такой смысл, какой оно приобрело в девяностые годы… Раньше «ответственность» предусматривала то, что руководитель головой отвечал за провал, то есть четко соблюдался принцип кнута и пряника: все прошло хорошо — молодец, получай орден и разные другие ощутимые приятности, все сорвалось — извини, товарищ, придется судьбу тебе немножко поломать… А в девяностых годах в самых разных сферах жизни люди стали выполнять свою работу все небрежнее и небрежнее — кнут пообтрепался, пряник раскрошился, а самое главное — идеи не было… Идея — это ведь третья и, может быть, самая главная составляющая залога успешной работы. Если есть и идея, и пряник, и кнут — вот тогда почти наверняка поставленные задачи будут выполнены блестяще…

Сотрудники «ОРБ-сервиса» работали просто за деньги, которые на пряник еще тянули (хотя и не такими уж большими они были, эти деньги), а на идею — нет. Деньги не могут быть идеей, целью, так сказать. Деньги — это всего-навсего средство… Ну а Туз — он фактически был рабом Антибиотика, а искать идею в рабском труде — занятие бесперспективное… Тем не менее Симоненко старался — он боялся Хозяина и знал, что его ожидает в случае невыполнения «работы». Другое дело, что «работу» свою Туз не любил, а потому и не вкладывал в нее душу, не «горел»… Как известно, без вкладывания души даже борщ-то толковый сварить трудно… Симоненко хотелось поскорее закончить «работу» с Бурцевым и улететь из чужого, подавлявшего своей надменностью, Питера. Поэтому и решил Туз все завершить в Летнем саду.

А Дмитрий Максимович Бурцев должен был встречаться в 14.00 25 мая не с кем-нибудь, а с капитаном милиции, сотрудником «убойного» отдела главка[36] Александром Пименовьм. Если бы об этом знал Туз — он, возможно, и выбрал другое место и время для проведения «ликвидации», потому что розыскники-«убойщики», как правило, всегда ходили при оружии, которым неплохо умели пользоваться…

Двадцать пятого мая 1994 года, в 13.50 автомобиль «вольво-940» доставил Бурцева к Летнему саду — машина затормозила всего метрах в двадцати от белой «девятки», в которой сидел наблюдавший за входом в сад Туз.

Дмитрий Максимович взглянул на часы и отпустил шофера, велев ему вернуться минут через сорок, а сам поспешил в глубь Летнего сада к открытому кафе, где и была назначена встреча с Пименовым.

Бурцев ощущал подавленность и какую-то тревогу, впрочем, он не удивлялся своему настроению — с чего ему было быть хорошим, если никаких перспектив в поисках пропавшей партии «Абсолюта» пока не намечалось, хотя Дмитрий Максимович и задействовал все свои оперативные возможности. Кстати говоря, к этим «оперативным возможностям» относился и сотрудник уголовного розыска капитан Пименов — в свое время он был… нет, не оформленным агентом, а скорее доверенным лицом Бурцева. Тогда, когда Пименов еще только-только начинал свою карьеру, сотрудники милиции еще величали «комитетчиков» — «старшими братьями»… Выйдя в отставку, Бурцев не стал оставлять «конторе» в наследство всех своих людей, справедливо посчитав, что самые ценные «кадры» когда-нибудь и ему самому пригодятся, да и жаль их было передавать на связь неизвестно кому… Когда Дмитрий Максимович увольнялся, «контора» уже была не той, что раньше.

«В какое странное время мы живем, — думал Бурцев, шагая к месту встречи с Пименовым. — Никогда еще наше государство не было таким аморфным и бессильным. Все эти нынешние „силовые структуры“ на самом деле откровенно слабы — и, что самое страшное, складывается впечатление, что новым властителям эта слабость выгодна, есть возможность хорошую рыбку половить в мутной водичке… А новоиспеченные начальнички этих силовых структур — эти „юннаты“, как их профессионалы называют — они тоже какие-то совсем странные… Иногда кажется, что они прямо заинтересованы в скорейшем ссучивании своих подчиненных — пусть спиваются, пусть сдруживаются с теми, кого они сажать должны… А все это пиздобольство про беспощадную войну с преступностью? Слушать противно — пудрят мозги обывателям, которые верят в эту брехню только потому, что без надежды жить совсем уж как-то страшно…»