Выдумщик (Сочинитель-2)

Утром Плейшнер объяснил ей условия нового «контракта» — в свободное время работать можно и на старых местах, но когда понадобится — ложиться придется, с кем скажут. А вообще, поскольку он, Плейшнер, в порту сидит, то лучше бы и ей, Миле, поближе к «объекту» перебраться — работы там много, а его, Плейшнера, еще будет интересовать информация о клиентах, особенно о барыгах разных… Да, она, Люда, должна будет каждый месяц с заработков полторы «тонны» состегивать, но не ему, Плейшнеру, — потому что ему вподляк с проституток получать, — а будет человек подходить, Вадик…

И начался для Милы новый виток кошмара — этот Плейшнер, которого, как потом выяснилось, звали Григорием Анатольевичем Некрасовым, «запал» на Люду и практически каждую неделю «выдергивал» ее на день, а то и на два. Плейшнеру жутко нравилось то обстоятельство, что Мила была в школе отличницей — видимо, когда-то давно Плейшнер, еще в бытность свою Мишуткой, имел какие-то неразделенные чувства к примерной однокласснице — чувства эти со временем трансформировались в комплекс, а теперь Скрипник-Некрасов нашел, на ком этот комплекс выместить.

Плейшнер любил наряжать Людочку в школьную форму (и чтобы бант белый в волосах был обязательно!), а потом трахал — когда один, а когда и с дружбанами…

При этом он все время Милу сволочил, обзывал грязно, да еще требовал постоянно хорошей информации о ее клиентах из среды предпринимателей… А что Мила могла ему сообщить? Клиенты-то сокровенным с ней практически никогда не делились и домой к себе не возили. Она понимала, что Некрасов требует от нее «наводок», но была просто не в состоянии их выдать… Жалобы Люды на высокий «налог» только еще больше распаляли Плейшнера, он и знать не желал, что Миле просто не потянуть установленную таксу — с учетом того, что чуть ли не половина «рабочего времени» у нее уходила на бесплатное обслуживание самого Некрасова, его друзей и «деловых партнеров».

Плейшнеру нравилось пугать Милу, заставлять ее дрожать от страха.

— Крутиться больше надо, мандюшка дешевая! — любил орать на нее Некрасов. — Тогда и заработок будет! Ты хоть одну приличную «тему» выдала, а?! Вот и закрой вафельник! Это тебе не пятерки из школы таскать… Мы тебе, сучке, работать даем, от мусоров закрываем, а ты только ноешь… Толку от тебя… Не будешь крутиться — азербонам отдам!

Миле многие сочувствовали, но реально заступиться за нее никто не решался — своя рубашка к телу ближе, как известно.

Лишь один раз, когда Люда «обслуживала» в сауне переговоры Плейшнера с Бабуином (тем самым, о котором Сан Саныч говорил когда-то, как о своей «крыше»), Валера Ледогоров, посмотрев, как Некрасов гоняет Милу, не выдержал и сказал вполголоса, когда девушка ушла мыться в душ:

— Слышь, Григорий — чего ты на нее так насел? Прессуешь в полный рост, задрочил совсем. Она ж нормальная девка…

Плейшнер расплылся в улыбке:

— Баб, Валера, нужно в строгости держать, они, бабы, другого не понимают… Чуть слабинку почуют — и сами на шею прыгнут, повиснут, как ярмо…

Бабуин покачал кучерявой головой:

— Ты ее так до блевотины запугаешь…

— Так это — опять же хорошо, Валера, — хлопнул Ледогорова по колену Плейшнер. — Баба, она, когда боится, у нее очко играть начинает… Сечешь? Жим-жим, — ма-аленькое очко становится, плотненькое… Приятнее засаживать.

И Некрасов заржал, довольный собственным остроумием. А Бабуин промолчал, потому что — не его баба, не ему и «вписываться» в нее… Да и была бы баба, а то ведь — проститутка.

Обнорскому Мила долго не рассказывала о возникших у нее проблемах, да и времени у нее совсем не было, чтобы с Андреем встречаться… А если честно — дело было даже не столько в отсутствии времени, сколько в том, что Миле было просто стыдно рассказывать журналисту всю эту грязь, которая совсем не вязалась с придуманной ей игрой в «разведчицу»… Да и Обнорский сам стал куда-то уезжать надолго.

Но однажды — это было уже в начале 1994 года — Мила все-таки дозвонилась до Серегина, договорилась о встрече, во время которой разревелась и выложила журналисту все… Она не совсем рассчитывала на его помощь, ей просто хотелось выплакаться, ей нужно было всего лишь немножко человеческого участия…

Обнорский обалдел от ее исповеди, разозлился страшно, а потом — потом предложил реальную помощь:

— Бросать тебе это дело надо, Мила, пока совсем плохим не кончилось… Хочешь, я поговорю с кем-нибудь, чтобы тебе работу подыскать?

— Да ты что?! — испугалась Люда. — Думаешь, они меня так просто отпустят? Здесь, в Питере, они меня обязательно найдут…

Андрей покачал головой:

— У меня в ментовке знакомых много и…

Люда махнула рукой и даже улыбнулась, перебивая журналиста:

— Да брось ты… Что твои менты смогут? Они же не будут меня круглосуточно охранять! Да и кому я нужна на работу — я же ничего не умею… Если только в офис кто возьмет, чтобы на столе потом раскладывать… Я же ни компьютера не знаю, ни печатать не умею… И потом — сколько за работу, на которую ты мне можешь помочь устроиться, платят? Гроши ведь… Как на них прожить? Я уже не смогу…