Выдумщик

– Как спутник, что ли? – мама усмехнулась. – Ну – раскрутили? Теперь ставьте сюда!

Поставили. Честно сказать – с огромным облегчением.

– Умойтесь!

И мы умылись. Сначала в переносном смысле, сейчас – в буквальном.

– Теперь поговорим. Куда ты, Валерий, катишься? Фека-то нет, – добавила. – В который раз выручает тебя?

Интересно – в который? Помнится – больше я его выручал… В другие, правда, эпохи…

– Все будет в порядке, Алевтина Васильевна! Клянусь. Я ваш должник. И сына вашего я спасу. Я беру его на работу!

– Ну тогда, Фека, я спокойна!

И вскоре уехала. Я бы на ее месте не был так спокоен. Что же он удумал?

Звонок. Я открыл.

– Папа, папа! Как я рада, что мы приехали! – восклицала дочурка. – Какая квартира большая!

За ней, смущенно улыбаясь, вошла Нонна.

– Нам Фека сказал, что ты нас ждешь, скучаешь.

Настоящий друг.

Что делать? Прискакала семья. Забить на все – и жить своей жизнью? «Алкоголь все поставит на свои места!» – как говорили некоторые умные люди. Пить – и на все, кроме литературы, забить? Самые отчаянные так и поступали, и был в нашей литературе яркий «Портвейновый век». Я вовсе не идеализирую те времена 1970-х–1980-х, начала 1990-х, когда пьянство было делом серьезным, судьбоносным, когда порой, проходя по Невскому в день получки, перешагивал многочисленные тела. Не дай бог! Сейчас о тех лежачих лишь отдаленно напоминают «лежачие полицейские» на комфортабельных наших дорогах, по которым мы уверенно мчимся на дорогих автомобилях (дешевых, соизмеримых с пенсией, я в последнее время что-то не встречал). Капитализм победил, а с ним – здравый смысл, и это правильно, что когда мы приходим в бар, нам наливают «на донышке». Какие ж тут споры? Я просто вспоминаю то время, когда я был молод и горяч.

Пили тогда много и зачастую что в руки попадет, но все же именно огнедышащий портвейн сделался символом той эпохи: видимо, как сейчас выражаются – «из-за лучшего соотношения качества и цены». Боюсь, что под «качеством» понималась в основном сила его воздействия на организм: то есть сначала дикое возбуждение, потом – отруб. Помню, я сам написал горестные строки (точнее, одну): «Пил – и упал со стропил». Но нашу скудную жизнь той поры он расцвечивал и согревал… Поскольку «предварительные ласки» обостряют ощущения не только в сексе, но и в выпивке, было много ласковых имен у любимого народом вина. Чем больше его «приласкаешь», тем с большим наслаждением пьешь. Люди простые ласково называли портвейн «портвешком», люди творческие придумывали имена, делающие напиток более экзотическим, иностранным – произносили, к примеру, «портвайн» или, помню, «портваген». Несомненно, он пробуждал в нас фантазию, небывалые ощущения. В темно-красной его глубине виделись жаркие закаты в южных морях, кровь корриды, ноздри волновал чувственный аромат каких-то недосягаемых губ. Фантазировать, вкушая его, было легко, и что греха таить, в талантливых душах наших современников он породил много дивных картин и упоительных строф. Опасность его поначалу не ощущалась, и многие не смогли вовремя остановиться. И что значит – «вовремя», если с какого-то момента он становится единственным «горючим», на котором можно «достичь недостижимого», а для творческого человека – именно в этом смысл жизни. Портвейн (особенно в тогдашней модификации) – это, несомненно, допинг, но в отличие от нынешних времен, те высокие цели, которые были достигнуты в паре с ним, не отменяются. Да и как можно отменить искусство, а тем более – жизнь? И когда я вспоминаю те времена, почему-то приходят на ум эпизоды все больше радостные – или глубоко поучительные, философские, или даже пусть и трагические, но со светлой слезой. Нет – не зря мы, не зря мы жили и пили! Мы же сражались с зеленым змием (так обзывали тогда алкоголь), с главным врагом человечества, и порой – одерживали неслабые победы! Не один вред нес напиток – были и взлеты. И дело, конечно, не столько в нем, сколько в тех людях, о которых мы сейчас вспоминаем.