— В смысле «почему»? Это ненормальная зависимость, от которой я хочу избавиться, — озвучиваю очевидное.
— А если это любовь? — провоцирует она.
— Холли, мне давно не пятнадцать. И любую жизненную ситуацию я давно привыкла оценивать с точки зрения собственный выгоды. Так уж сложилось. Заведомо обречённые на провал отношения не входят в список допустимого.
— А Алекс? Отношения с ним выгодные?
— А Алекс давным-давно просто частичка меня, это отношения с самим собой, они не могут оцениваться с точки зрения выгоды.
— Интересная теория, — улыбается Холли. — То есть Кир НЕ частичка тебя, его ты воспринимаешь отдельно?
Она водит ручкой по листу бумаги на своём столе, потом протягивает его мне. Там изображен большой круг с подписью «Мари».
— Впиши в свою жизнь их обоих, — пододвигает ко мне тонкую золотистую ручку.
Я задумываюсь всего на мгновение. Круг «Алекс» вбирает в себя ровно половинку моего круга. Не спешу рисовать второй, потому что то, что просится на листок, не лезет ни в какие рамки.
— Ну же, Мари, — подбадривает психолог. — Рисуй. Только честно.
И я изображаю большой круг, гораздо больше моего. Он вбирает мой полностью, поглощает. Смотрю на рисунок как загипнотизированная, не желая принимать того, что он отображает.
— Хьюстон, у нас проблемы, — выдаю, наконец, и захожусь в истерическом смехе.
— Идём по звёздам, Мари, — выдыхает Холли, глядя на меня с раздражающим сочувствием
С трудом успокаиваюсь, смотрю на мисс Дэйнс с надеждой:
— Ты мне поможешь?
— Я очень постараюсь, Мари.
После недолгих раздумий Холли осторожно комментирует мой рисунок:
— Смотри, если судить по этой схеме, у вас с Алексом очень гармоничные отношения, основанные на равноправии и взаимоуважении. Что мы и наблюдаем в реальности. На самом деле это встречается не так часто, как хотелось бы, так что вас можно только поздравить. Если же мы возьмём Кира, то выходит, что он полностью подавляет тебя, не оставляя места быть собой. Та гиперопека, которой ты подвергалась, это ненормально. Давай попробуем вспомнить, что делает тебя собой. Вспомни себя до Палеры, Мари. Свои мечты, желания, увлечения. Составь список, настолько полный, насколько возможно, каждую мелочь, начиная с утреннего кофе и заканчивая глобальными планами на жизнь, хорошо? А потом начинай его воплощать. С мелочей.
Я соглашаюсь с ней, но мисс Дэйнс ещё не закончила ввергать меня в пучину самоистязаний:
— А что с сексом, Мари?
— А что может быть с тем, чего нет? — грустно язвить в последние годы — мой конёк.
— Ты испытываешь влечение к Алексу, или он для тебя теперь в дружеской зоне?
— Это сложно, — говорю, наверное, сотый раз за то время, что мы встречаемся с психологом. — Скорее испытываю, чем нет. Но страх побеждает.
— Если сравнить это со страхом первой ночи, с потерей девственности, какой из этих двух страхов на твой взгляд перешагнуть проще?
Развожу руками:
— Извини Холли, я не боялась первой ночи, — улыбаюсь, ощущая радость уже от смены темы.
— Это интересно, — тянет она, — такое я слышу нечасто. Знаешь, могу тебе посоветовать побольше времени проводить с Алексом в физическом контакте. То, что сделал Кир, приучал тебя к себе постепенно, тебе надо повторить наоборот.
— Мы как раз над этим работаем, — хвастаюсь я.
— И это чудесно, — подбадривает мисс Дэйнс. Да уж. Сама себе завидую…
АЛЕКС
Мари всё время рядом, в поле зрения, и это успокаивает. Правда, мне по-прежнему сложно уснуть, и во время своих полуночных бдений я пишу новую песню. Снова лиричную, снова в своём стиле. Скоро у нас, страшно подумать, шестая годовщина со дня знакомства и я хочу успеть к этой дате. Нежная колыбельная получается сама собой. В ней восторг от нашей первой встречи, в ней боль и страх за неё, в ней вся моя любовь по сути.
??????????????????????????
А ещё мне крайне сложно смириться с тем, что приходится сдерживаться рядом с Мари. Это сродни пубертатному гормональному бунту. Особенно, когда запретный плод на расстоянии вытянутой руки. Подростковый петтинг в моём почтенном возрасте — это как-то несолидно. Но, блин… Я боюсь спугнуть её. В один из вечеров она сама поднимает эту тему:
— Насчёт предложения Холли, — произносит Мари, опуская глаза, словно мы даже ещё ни разу не целовались. — Я много думала, какой момент хотела бы повторить. Хочешь, расскажу?
Отложив в сторону нож, которым до этого кромсал грибы для пасты, подхватываю свою малышку на руки и сажаю на пока ещё чистую часть столешницы.
— Даже не представляешь, как сильно, — говорю, не выпуская принцессу из рук.
— Нашу саму первую ночь, — Мари смотрит мне в глаза, и взор её затуманивается, она явно отдалась воспоминаниям.