Агата Кристафоровна знала, что ее Пушкин, которого она сама учила математике и за успехи в науке придумала ему детское прозвище Пи, не будет спрашивать просто так. Значит, что-то случилось. И она выложила все, что Агата рассказала ей про Ниццу и Валерию. Особо подчеркнув, что обе жены Алабьева утонули якобы в результате несчастного случая.
– Это очень нехороший человек, слышала о нем только дурное, не понимаю, как люди доверяют свои жизни его страховому обществу, – закончила она.
Чтобы справиться со слабостью от обжорства, Пушкину пришлось изобразить работу мысли.
– Агата знает, что планирует Валерия?
– В том-то и дело! Она так доверилась девушке, что ради нее приехала в Москву. И даже не знает, что от нее хотят… Удивительная доверчивость.
– Где она?
– С утра уехала, хотела что-то выяснить… Может быть, заглянет на праздник, который Валерия дает в доме Алабьева каждый день. Вот дети: отец уехал, а они веселятся.
– Что Агата рассказывала про господина Алабьева?
Тетушка выразила удивление.
– Не упоминала о нем… У нее дружба с Валерией…
– Про Кирилла Макаровича, старшего сына Алабьева?
– И речи про него не было! – сказала Агата Кристафоровна, чуть не сболтнув, про кого у Агаты были все разговоры.
И тут она заметила, что объевшийся племянник смотрит на рисунки в рамке. Смотрит совсем по-другому, чем в прошлые визиты. Не украдкой, а прямым взглядом, каким судебный следователь разглядывает преступника. Выбирая меру наказания. Такое изменение тетушке сильно не понравилось. Она решила пойти с козырей.
– Агата мечтала устроить тебе сюрприз… Научиться готовить блины. Угостить тебя в последний день. Даже пошла на курсы кулинарного искусства, что открыли при женском обществе знаний… Или женских знаний… Ну, как-то оно путано называется.
– Не люблю сюрпризы, – сказал Пушкин тоном, который окончательно огорчил тетушку.
– Милый мой, что случилось? – с тревогой спросила она. – Ты от меня что-то скрываешь?
Чиновник сыска по роду деятельности привык скрывать многое. Тетушке Пушкин не мог рассказать ничего. Чтобы из самых добрых побуждений она не натворила еще больших бед.
– Убедите Агату уехать, – сказал он, с трудом вставая из-за стола. – Для нее будет лучше всего. Без ее блинов переживу, а кулинарные курсы никуда не денутся. Сейчас ей лучше уехать.
Агата Кристафоровна тоже встала, уперев руки в бока.
– Мой милый, не много ли ты на себя берешь? Требуешь выгнать славную, добрую, честную девушку, при этом ничего толком не объясняешь… Ты думаешь, будешь вертеть мной, как Петрушкой на руке?
Ничего такого Пушкин не думал. Тем более не думал, что Агату можно назвать честной. Для бывшей воровки – слишком почетный титул.
– Тетя, можете не уговаривать. Но убедите рассказать мне все, что она скрывает.
– Что она скрывает? – спросила Агата Кристафоровна, желавшая узнать секрет не меньше племянника.
– Убедите рассказать, тогда узнаем.
Детская хитрость! Он хочет, чтобы Агата рассказала ему, а потом из него слова не выжмешь. Нет уж, есть еще тетушки похитрее сыскной полиции.
– Непременно убежду… Убедю… Заставлю рассказать все…
Пушкину оставалось сожалеть: вранье тетушки выдает само себя. А любопытство и любовь разгадывать секреты только навредят. Если не опередить. И тетушку, и Агату. Он попросил передать мадемуазель Керн настоятельную просьбу завтра заглянуть в сыск и отправился в Малый Гнездниковский. Чтобы дожидаться вызова из Пресненского полицейского дома. Сколько потребуется, хоть всю ночь. Пушкин искренне надеялся, что из участка еще не поступало известий. В худшем случае господин Лазарев проведет лишний час в полиции. Что обычно идет на пользу.
Агата рассчитала так, чтобы опоздать насколько возможно. Молодежь, оставив застолье, уже играла. На ломберном столе снова были разложены листы «Гусика». Валерия с завязанными глазами метала шарик из воска. Только что господин Малецкий попал на поле «смерть», заплатил штраф и откатился в начало игрового поля. Агату заметили и встретили поклонами и радостными криками. Хозяйка вечера подняла черную повязку, увидела гостью и немедленно оставила игру. Бросившись к баронессе, остановилась перед ней, сложив на груди ладони.
– Какое счастье, что вы пришли! Уже не надеялась, – проговорила она в большом волнении. Чем подтвердила догадки: мадемуазель устроила проверку. Ну что же, сейчас проверка ей аукнется.
– Обещала посетить вас, а я слово всегда держу, – ответила Агата, улыбаясь так, будто ничего не случилось.
– Милая, милая, бесценная баронесса, я готова на колени встать перед вами, в ногах у вас валяться, только чтобы вымолить прощение! Я могу надеяться? Вы простите меня?
Мольба была столь искренней, что Агата терялась: наивность или изощренный расчет?
– Уже простила вас, моя дорогая, – ответила она, но не пожала протянутые к ней руки Валерии. – Заехала только затем, чтобы попрощаться. Завтра утром я уезжаю.
Валерия обхватила лицо руками.
– Вы бросаете меня? В такой момент? Нет, нет, это невозможно…