– Коротко и конкретно: что случилось?
К подобному обращению, без тепла и заботливости, Агата привыкла. Она знала, на что шла, когда явилась в сыск. И все равно хотелось хоть капельку человечности: ну предложил бы чаю. Или коньяку… Настоящий чурбан…
– Меня хотели убить, – сказал она, надеясь, что такая новость заставит хоть что-нибудь шевельнуться в ледяном сердце.
Ничего не произошло. Пушкин даже бровью не повел.
– Где и когда?
Было сказано так, будто покушались на извозчика. Или приказчика из лавки. Агате стало так обидно, что хоть плачь. Женскую слабость она не могла себе позволить.
– Вчера под вечер на кулинарных курсах… Тех, что в Девятинском переулке… Общество знаний для женщин…
– Где произошло нападение?
Агата решила, что будет относиться к подобным вопросам так, как должен относиться любой пострадавший, пришедший с холода. Совершенно посторонний пострадавший.
– На учебной кухне… Дверь выходит во внутренний двор… Человек вошел оттуда.
– Хотел убить поленом?
Сверхчеловеческой прозорливости Агата могла только поражаться:
– Откуда узнали?
– Логическая цепочка: где кухня, там плита. Где плита, там дрова. Где дрова – там полено, – ответил Пушкин. Не мог же он сказать, что если бы нападавший стрелял, то Агата, скорее всего, здесь бы не сидела. Тот же самый результат при нападении с ножом. Значит, было что-то наиглупейшее…
Агата окончательно поняла, что это не человек, а логическая машина. Ну ничего человеческого.
– Вы правы, поленом, – сказала она, опустив голову. – Довольно большим… Мне бы размозжили голову… И кровь брызнула бы на раскаленную плиту.
– Как отбились?
– Сковородой…
Тут Пушкин сплоховал и пропустил каплю удивления в голосе:
– Той, что купили в лавке?
– Она моя спасительница… Услышала крадущиеся шаги… Они показались подозрительными. Я сделал вид, что занята жаркой, но только крепче схватила рукоятку. Когда до меня оставался буквально шаг и он уже занес орудие убийства, неожиданно развернулась и нанесла удар прямо в лицо. Удар был такой силы, что его отбросило на три шага, он завыл, как раненый зверь, стал кататься по полу, зарыдал и стремглав выбежал во двор…
– Успели разглядеть убийцу?
– Он нарочно закрывал лицо ладонями…
– Ударили раскаленной сковородкой?
– На ней аж булькало и шипело масло…
– Страшная история, – сказал Пушкин, сложив руки на груди. – Вместе с тетушкой придумывали?
– Чистая правда.
– Нет, не правда.
– Почему вы мне не верите, Пушкин?
– У вас на лице остались бы следы.
Агата не поняла, какие следы, кроме следов слез, он хотел бы видеть.
– Но так и было…
– Не было… При замахе и близком ударе сковородкой раскаленное масло неизбежно брызнет вам в лицо. У вас ни единого красного пятнышка. Редкое везение. Допустим. Но как вы взмахнули сковородкой, которую не могли удержать в посудной лавке? Вот главный вопрос…
Холодной логике Агата ответила печалью улыбки.
– Хорошо, вы правы… Масла не было…
– Не сомневался. Так что тетушка…
– Я сожгла блин и пыталась его скинуть, – перебила Агата. – Все произошло случайно… Ничего не слышала и не видела. Просто со злости дернула сковородой, а он оказался на пути… Чистая случайность, что я жива…
Вот теперь Пушкин уже не был так цинично спокоен. На взгляд Агаты.
– Почему вы решили, что полено предназначалось вам?
– На кухне я была одна…
– Истопник?
– Мы с ним поздоровались…
– Полагаете, настоящее покушение?
Позднее прозрение Агата встретила прощающей улыбкой. Как истинная страдалица.
– Меня рассчитывали убить… Прибить, как муху, поленом… Какая мерзость…
Прежде чем что-то сказать, Пушкин старательно выдержал паузу.
– Кто-то из прежней жизни выместил обиду или взыскал долг?
– Из прежней жизни, – Агата сделала особое ударение на «прежней», – долгов у меня не осталось… Да и кто может знать, что я в Москве. Бываю только на курсах и дома у Агаты Кристафоровны… Даже в ресторане не была… Веду тихую, мирную жизнь…
Пушкин кивнул, как будто бы соглашаясь.
– Новые обиды?
– О чем тут говорить. Я теперь законопослушная и невинная дама… Почти уже два месяца как…
– Отрадно слышать. Тогда расскажу одну историю… Прошлым летом в Ницце некая баронесса фон Шталь имела виды на господина Алабьева. Не знаю, с какими точно целями. У Алабьева утонула жена. И он, чтобы заглушить горе, женился на молоденькой барышне. Вчера этой барышне в кофейной «Эйнем» некая баронесса фон Шталь вылила чашку кофе за шиворот. Вопрос: зачем?
Она должна была догадаться, что приходить за помощью и защитой к этому человеку – пустая трата времени. И вот результат: ее уже обвиняют. Конечно, кого же обвинять, как не бывшую воровку. Причем воровку гениальную…
– Вы правы, на господина Алабьева баронесса фон Шталь имела виды издалека. То есть видела его только издали раза два. Когда ей показывала барышня Валерия… А что до кофе, то мадам Алабьева получила не только публичные извинения, но еще и крупную сумму ассигнациями… О чем, наверно, забыла донести. – Агата медленно поднялась. – Благодарю за помощь, господин Пушкин…
Он сделал движение, чтобы остановить ее, но остановил свою руку.