Выгон

Я просматриваю коллекцию снимков, которые Дейв сделал за несколько месяцев на зафиксированную веб-камеру с неизменным полем зрения и углом обзора. Камера делает по снимку в час, и, просматривая их, можно увидеть, как резко меняются погода и свет в течение сезона и даже одного дня. Я вижу, как поля зеленой травы под голубым небом становятся словно выбеленными в конце зимы. По утрам Овечья гора в тени, так как солнце светит сзади, но по вечерам отлично видна каждая ее деталь. Закат окрашивает всё – небо, утесы, склон холма – в розовый цвет. Небо то серое, то скрытое белой мглой. Иногда Овечью гору плохо видно из-за тумана; бывает также, что на объектив камеры капает дождь. В самые яркие дни солнце выглядит как черное пятно, потому что камера не может отобразить его свет.

⁂

Из-за ветра у меня не получается уехать с острова на следующий день, как я собиралась. Как меня и предупреждали, самолеты отменяют. Я размышляю о разнице между тем, когда ты сам решил приехать на остров, и тем, когда ты тут застрял один. В подростковом возрасте я орала: «Я не просила, чтобы меня рожали здесь!» Меня бесило, что повсюду меня должны были возить родители и что за порогом вечно бушевал то дождь, то ветер.

Я провожу ночь в старой комнатушке смотрителя Южного маяка, построенного в 1890 году и автоматизированного в 1998-м. Сирену, звук которой когда-то разносился на сорок километров, выключили в 2005 году. Лужайки у маяка выглядят так, будто за ними ухаживают, но на самом деле трава остается короткой из-за ветра и морской соли.

Гуляю вдоль побережья, слушаю зарубежных корреспондентов Би-би-си и чувствую себя каплей в океане. Решаю прогуляться к вершине Малькольмс-Хед: некоторые утверждают, что здесь и стоял когда-то тот самый маяк из саги. В такой шторм это настоящая авантюра. Карабкаюсь на холм на четвереньках, – местным жителям, должно быть, забавно наблюдать за этим снизу, из своих домов. Ветер дует мне навстречу, как будто передо мной воздушная подушка, становится тяжело дышать, я устаю, всё тело напряжено. Шум такой, что можно кричать как угодно – никто не услышит. Мне в лицо бьет морская пена. Только я думаю, что всё успокоилось, как налетает новый шквал.

Помимо любителей птиц, на маяк ходят «коллекционеры островов» – те, кто стремится посетить как можно больше шотландских островов. В переписи населения 1861 года остров определяют как «любой окруженный водой участок суши, где достаточно растительности, чтобы прокормиться одной или двум овцам, или где живут люди». В своем путеводителе Хасуэлл-Смит пренебрежительно отказывает в статусе острова Скаю, потому что к нему ведет мост, а также оркнейским Бюррею и Саут-Рональдсею, которых во Вторую мировую войну присоединили к Мейнленду дамбами под названием «барьеры Черчилля», построенными, чтобы преградить путь немецким подводным лодкам. Бывают здесь также «коллекционеры маяков» и «коллекционеры Мэрилин», которые, должно быть, уже забрались на все Мунро (так называются шотландские холмы выше девятисот пятнадцати метров) и теперь стремятся покорить все холмы Мэрилин (выше ста пятидесяти метров), а Уорд на Фэр-Айле как раз один из них.

А еще люди приезжают на Фэр-Айл, чтобы узнать историю своей семьи. В Канаде и США проживают тысячи потомков жителей Фэр-Айла по фамилии, например, Стаут и Ирвин. Когда я рассказала о своем плане поехать сюда, несколько друзей с Оркни отметили, что их прапрадедушки как раз с Фэр-Айла. Мой друг Регнвальд Лесли показал мне фото своего прапрадедушки, Джорджа Лесли, и меня поразила не только его красота и щеголеватость, но и легкая экзотичность черт, напоминающая о монголах, иннуитах и саамах. Может быть, это совпадение, а может, жителям Фэр-Айла понравилось бы думать, что их связывает родство с выносливыми людьми с Крайнего Севера. Регнвальд рассказал мне, что Джордж жил на ферме под названием «Пунд». По словам Дейва, это одна из двух последних сохранившихся на острове заброшенных ферм, ведь обычно такие дома быстро разбирают на камни, чтобы построить новые. Я брожу в тумане вокруг руин дома, где теперь хранят корм для животных, и пристроек. Узнаю́, что именно здесь в начале двадцатого века останавливалась герцогиня Бедфорд, когда приезжала на остров понаблюдать за птицами. Не терпится рассказать Регнвальду, пусть порадуется своим связям с аристократией.

В январе посетителей на острове немного, так что местные о моем приезде разузнали заранее. Продавщице в магазине известно, где я остановилась. Но что делает на Фэр-Айле в январе одинокая женщина, которая не может толком объяснить, зачем приехала? Я здесь не из-за птиц или интереса к истории своей семьи. Я и сама не знаю. Просто я смотрела-смотрела карты Google, читала-читала «Википедию» – и вот приехала. Я больше не трачу свободное время на выпивку и вечеринки, у меня нет ни детей, ни серьезных забот, так что я теперь путешествую по удаленным уголкам севера, стремясь дойти до самого края карты. Вот что случается, когда бросаешь пить. Это и есть свобода, которую дарит трезвость.