Выйди из-за тучки

Что еще должен знать больной? — интересовался он у меня, — корочки не сдирать, шрамы не расчесывать. В лежачем режиме… будем посмотреть — дня два? Должно перестать штормить. Тогда можно будет принять душ, но без мочалки, само собой. Рубашечки будем менять, захочешь сейчас пописать — звони, зови санитарку. Сама можешь упасть от слабости. Лучше не рисковать — ты здесь одна. Не хочешь кушать — не надо, но пить необходимо. Будешь слушаться доктора — скоро станешь такой же красивой, как была.

— Откуда вы знаете, какой я была?

— Я всем так говорю, — удивился доктор.

В больнице я провела почти две недели. Отдельный бокс состоял из маленькой палаты и санузла. Для больницы помещение было довольно уютным, наверное, все-таки потому что маленьким. Все там было беленьким, только одеяло в прорези пододеяльника синее, а плитки линолеума зеленые — цвета моего дома на полмесяца. Я узнавала как там Вовка от той женщины, на которую его оставила, разговаривала и с ним тоже. Она действительно с ходу внушала доверие — уверенная в себе, спокойная и уютно-полная. Звонил мне и Андрей, спрашивал о самочувствии. Я отчитывалась — температура спала, интоксикацию сняли — все только по существу дела. Может, ему нужно было знать сколько еще дней оплачивать Алене Викентиевне. Попытки говорить не в тему, как и тяжелое молчание в трубку пресекала.

Я выспросила у врача, какие последствия заражения ветрянкой могли быть для беременной? И узнала, что самые нехорошие — как для матери, иммунитет которой ослаблен беременностью, так и для ребенка — с риском патологии. Но для меня это странным образом ничего не изменило в отношении к Андрею. Я тоже, оказывается, могла умереть.

Зеркала в палате не было, и я могла только догадываться что у меня с лицом. А по всему телу — часто рассыпанные красные пятна и подсыхающие струпья. Постепенно корочки сходили, и лицо на ощупь тоже становилось гладким и даже как будто без глубоких рытвин. Выписывая меня, доктор сказал:

— Ну вот — ты снова такая же красивая, как и была.

Дома я чуть не ослепла от такой красоты. Рябая кожа, кое-где еще со следами зеленки, заострившиеся скулы, впалые щеки, а в руках — рецепт на таблетки от гипертонии. Мне поставили и этот диагноз. Неунывающий врач пообещал, что сидеть мне на «колесах» теперь пожизненно.

— В двадцать девять лет, доктор, так рано?

— Инсульт и инфаркт стремительно молодеют, — авторитетно кивал он, — поэтому да — регулярно и пожизненно. Мама-папа страдают этим? Понятно…, значит это все проклятая наследственность, и мы с тобой знаем, что не почечная форма, а значит — сосудистая. Таблетки хорошие, попей пока их. Рано? Действительно рановато, но очевидно что-то послужило триггером, запустило, так сказать, процесс — длительный стресс, переживания? Их по возможности исключить. Стать в поликлинику на учет по гипертонии. Кажется, это все. «До свидания» не говори — плохая примета.

Очень хороший, внимательный и грамотный врач, да еще и с чувством юмора… несколько специфическим, правда. Про военно-морской юмор я знала все, теперь вот приобщилась к врачебному. Мне повезло с этим доктором. Так же, как и с санитарками и медсестрами.

Когда закончился карантин, мы с Вовкой вышли в садик. Радостно и почти вприпрыжку. Седая, очень ухоженная и выглядевшая раньше донельзя величественной заведующая увидела меня, и вдруг совершенно по-бабьи всплеснула руками:

— Так это вы та родительница, что заболела? Нет, ну надо же…

Следы ветрянки полностью сошли через две недели, когда я по неопытности передержала лицо под кварцевой лампой — мы с медсестрой кварцевали деток. Нужно было следить, чтобы они не сняли очки, вовремя повернуть их на две минуты к лампе спинками, а потом на такое же время и животиками. Я даже не предполагала, что кварц так быстро травмирует кожу. Вскоре она стала слезать с лица лоскутами, как при солнечных ожогах. А вместе с ней исчезли и пятна от ветрянки. Осталась небольшая рытвинка над бровью и возле уха. Сковырнула нечаянно ночью?

К тому времени, когда я появилась дома, с морей вернулась и Лена. Наша жизнь вошла в привычный ритм. Я узнала всех малышей в своей группе, приноровилась к их характерам и маленьким странностям, приловчилась так выполнять свои обязанности, чтобы сменная нянечка, которая была осведомителем заведующей, нареканий на меня не имела.

Пока я лежала в больнице, Андрей названивал Вовке каждый день. И потом, когда я вернулась — тоже. Но ни разу за весь месяц карантина он так и не пришел. А когда это время вышло, позвонил и сказал, что хотел бы увидеться с сыном.

К этому времени уже настала та самая поздняя осень — с дождями, ветрами и уличной неуютностью. Но Вовка строил планы — им нужно было наверстать упущенное и проделать все то, что они не успели из-за ветрянки. Когда Андрей позвонил в дверь, я сразу выдала ему Вовчика за порог — уже одетого в новый теплый комбинезон и непромокаемые сапожки — полностью готового к прогулке. Он придержал дверь, которую я хотела захлопнуть.

— Аня, подожди…