Читаем Выигрыш полностью

И действительно, в Гоме ощущалось нечто величавое – пышной гривой седых волос он напоминал знаменитого музыканта. Если другие собирали картины, чтобы избежать уплаты налогов на наследство, он коллекционировал их ради наслаждения. У Гома была привычка внезапно исчезать на месяц во время отпуска на своей яхте в компании писателей, актрис и других чудаковатых людей со странностями, вроде гипнотизера или садовода, вырастившего новый удивительный сорт роз, или, скажем, ученого, открывшего необычное лекарство, излечивающее, например, болезни желез внутренней секреции. Мы, обитатели нижнего этажа, никогда, конечно, особенно не Скучали о нем: просто ничего бы не знали, если бы газеты регулярно не печатали отчеты о его путешествий дешевые еженедельники внимательно следили за яхтой Гома от порта до порта, как обычно, выискивая какой-нибудь сенсационный материал на борту судна Друтера. Но там никаких сенсационных событий не происходило. Он избегал всяческих неприятностей.

Мне было известно немногим больше, чем моим коллегам: дизельное топливо проходило вместе с вином под общей статьей на представительские расходы.

Однажды это вызвало бурное возмущение сэра Уолтера Бликсона. Об этом мне рассказал мой шеф – главный бухгалтер. Бликсон являлся второй по значимости персоной в нашей фирме – его кабинет находился в 45-й комнате. Он владел таким же количеством акций, как и Друтер, но с ним не посоветовались насчет расходов на дизельное топливо. Он был невысокого роста, прыщеватый и невзрачный, к тому же его всегда грызла зависть. Он мог бы позволить себе купить яхту, но кто захотел бы путешествовать с таким занудой. Когда он высказался против расходов на дизельное топливо, Друтер великодушно сделал ему уступку, но предложил при этом выбросить со счета фирмы расходы на бензин для личных машин сотрудников. Сам же он пользовался автомобилем фирмы, потому что жил в Лондоне, а дом Бликсона находился в Хэмпшире. Таким образом было достигнуто то, что Друтер осторожно назвал компромиссом, и все осталось по-прежнему, как и было. Когда Бликсону удалось заполучить рыцарский титул, некоторое время преимущество было за ним, пока не разнеслась молва, что Друтер отказался находиться в одном наградном списке с Бликсоном. Чистой правдой было только одно – как-то на званом приеме, куда были приглашены Бликсон и мой шеф, Друтер вслух охаивал рыцарский титул, который собирались присвоить какому-то художнику: «Такого просто не может быть. Он не примет этого титула. Он откажется. Орден „За заслуги“ или разве что „Кавалер ордена Почета“ – единственные награды, действительно достойные уважения». Обида усугублялась еще и тем, что Бликсон даже и не слышал о такой награде, как орден Почета.

Но Бликсон ждал своего часа. Еще один пакет акций обеспечил бы ему контроль над всей фирмой, и мы привыкли к мысли, что главная его молитва по вечерам (он был церковным старостой в Хэмпшире) посвящена тому, чтобы эти акции выкинули на рынок, пока Друтер путешествует в открытом море на яхте.

С тяжелым сердцем я постучал в дверь десятой комнаты и вошел туда. Но даже тяжесть на сердце не помешала мне запомнить детали, узнать о которых, конечно же, было бы очень интересно моим коллегам на нижнем этаже.

Комната совершенно не напоминала привычного официального кабинета – там стоял книжный шкаф, заполненный произведениями английских классиков.

Утонченный вкус Друтера проявлялся в том, что на полках, скажем, был Троллоп, а не Диккенс, Стивенсон, а не Вальтер Скотт, – этим самым подчеркивались его личные пристрастия. На дальней стене висели малоизвестная картина Ренуара и чудесный небольшой пейзаж Будена. Сразу же бросалось в глаза, что в кабинете вместо письменного стола стоял диван. Небольшая стопка деловых бумаг лежала на столике в стиле Регентства, а Бликсон, мой шеф и какой-то незнакомец неловко устроились на краю легких кресел. Самого же Друтера почти не было видно – он утонул в самом большом и глубоком кресле, держа над головой какие-то бумаги и мрачно поглядывая на них через толстейшие очки – таких толстых стекол мне еще встречать не приходилось.

– Это фантастика! Такого просто быть не может! – произнес он глубоким гортанным голосом.

– Не понимаю, зачем придавать такое значение… – заметил Бликсон.

Друтер снял очки и внимательно глянул через всю комнату на меня.

– Кто вы? – спросил он.

– Это мистер Бертрам, мой помощник, – объяснил Главный бухгалтер.

– А что же он тут делает?

– Вы просили послать за ним.

– Ага, вспомнил, – сказал Друтер. – Но это ведь было полчаса назад.

– Я отлучался на ленч, сэр.

– Ленч? – переспросил Друтер, словно впервые слышал это слово.

– Это было во время перерыва на ленч, мистер Друтер, – пояснил главный бухгалтер.

– И они ходят на ленч?

– Да, мистер Друтер.

– Все?

– Думаю, большинство.

– Очень интересно, я даже и не знал. А вы ходите на ленч, сэр Уолтер?

– Конечно, хожу, Друтер. Ну, в конце-то концов, ради всего святого, давайте поручим это дело мистеру Арнольду и мистеру Бертраму! Не сходится всего лишь на семь фунтов пятнадцать шиллингов и четыре пенса.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 шедевров эротики
12 шедевров эротики

То, что ранее считалось постыдным и аморальным, сегодня возможно может показаться невинным и безобидным. Но мы уверенны, что в наше время, когда на экранах телевизоров и других девайсов не существует абсолютно никаких табу, читать подобные произведения — особенно пикантно и крайне эротично. Ведь возбуждает фантазии и будоражит рассудок не то, что на виду и на показ, — сладок именно запретный плод. "12 шедевров эротики" — это лучшие произведения со вкусом "клубнички", оставившие в свое время величайший след в мировой литературе. Эти книги запрещали из-за "порнографии", эти книги одаривали своих авторов небывалой популярностью, эти книги покорили огромное множество читателей по всему миру. Присоединяйтесь к их числу и вы!

Анна Яковлевна Леншина , Камиль Лемонье , коллектив авторов , Октав Мирбо , Фёдор Сологуб

Исторические любовные романы / Короткие любовные романы / Любовные романы / Эротическая литература / Классическая проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века