Выигрыш

Полмесяца Ханс честно шоркал полки, обтирал поручни, мыл окна и стены вагонов. Он боялся ненароком провиниться, сделать что-нибудь не так и был очень старателен. Рядом мыли женщины, молодые и не очень, шутили, перебрасывались словами, но только когда кончилась работа, тогда Ханс вспомнил, что не закинул ни одной удочки, не подбил ни одного клина, никому не строил куры, не напрашивался в гости, ни на миг не отвлекался от дела. Так напугал проклятый полицейский, поймавший на недобросовестности. Даже нигде не зазудело, чтоб какую-нибудь ласково по задку. А так удобно подставлялись. И ни одну не пригласил к себе в дом. Самому есть нечего.

Он садился в сторонке во время обеда, когда все раскрывали свои пластиковые коробки с едой и развинчивали термосы с кофе. У него были несладкий чай и бутерброды с маргарином. Его стали угощать, он не отказывался, но приятного сближения на этой почве не наступило. Стержень в руке тоже не зудел. Работа была не тряская, не тяжелая, мягкая. Вода, тряпки. Зато – новость – закололо сердце.

Миновали трудовые недели, и Ханс начал ждать заработанного. Прошло два дня, а Тамплон все не ехал. Перетрясывая вечерами свою бухгалтерию из ларчика, изождавшийся Ханс заодно начал вести дневник о своем должнике.

17-е. Денег от Тамплона нет.

18-е. Денег пока нет.

Ведение дневника успокаивало, в нем было много скрытого удовольствия. Хансу никогда и никто не был должен. Исключая алкоголика. Но там сразу было ясно, что хоть деньги взял, но считать его должником – безнадежное дело. Не зря на каждом углу – плакаты. Алкоголизмус – это болезнь! Больной.

Как на давней своей, единственной свадьбе, Ханс снова ощущал себя значительным лицом. Женихом, от которого ничто не уйдет – ни праздничный стол, ни невеста. Тамплон – солидный человек. Не может обмануть. Портмоне из свиной кожи, два дома. Видная фигура. Куда он сбежит. Не кролик. Вот какой человек должен! Еще денек потерпеть.

Жизнь стала преподносить сюрпризы. На один из столбиков пограничного забора Урсула уже давно вешала корзинку с картофельными и морковными очистками, с капустными листьями и кочерыжками для кроликов. Теперь в корзинке часто лежала добавка: пакетик с куском кухена, парой сосисок или со связочкой шпагеля. Приятно, но их хватало на один зуб, желудок подвывал и требовал еще.

Ханс голодал, потому что уже не мог убивать кроликов так же часто, как хотел есть. Устал. Победы давались трудно. Набегавшийся и окровавленный, он подолгу сидел в теплице, слушал, как колотится сердце, и опасался за здоровье. Чтобы снять шкурку, нужно было набраться сил. На время даже пропадал аппетит. Он разрезал питомца поперек, чтоб только вошел в кастрюлю. Экономя воду и электричество, наливал немного, на самое дно. Садился рядом с плитой, часто тыкал кролика вилкой и грелся в небольшом тепле от конфорки. Глаза не всегда вываривались. Одного кролика ему хватало на два дня.

Денег не было, выигрыш запаздывал. Ханс мобилизовал все, что мог. Подключил темную мощь магов из “Эзотерического сервиса”, чтоб каждый маг за двадцать евро в месяц сражался с враждебными Хансу инфернальными силами, препятствующими удаче. Он вглядывался в портреты беспощадных колдунов, молодых волшебниц и старых ведьм. Читал их сообщения, как полководец – сводку с поля боя. Писал письма и, как простой солдат, спрашивал, что делать дальше. Долго еще ждать?

– Терпение, уважаемый херр Шванц! И еще раз терпение! – отвечали ему и присылали сильнодействующие амулеты: блестящие куски граненого стекла, желтые медальки с иероглифами, золотые шнурочки, завязанные в магические узлы. Все это следовало носить на голом теле или класть в кошелек, рядом с деньгами или вместо них.

Еженедельное “Астрологическое письмо” за двадцать пять евро доносило Хансу о тайных и явных перемещениях звезд, указывая, в какой день нужно вклиниться между ними со своим гороскопом, чтоб отхватить куш на этой планете.

Под попонкой было хорошо. Холод в доме почти не беспокоил Ханса, исключая минуты редких набегов на ледяной унитаз. Тогда Ханс чувствовал эффект экономности: зад сжимался в кулачок, а гениталий, изнывая, просил персонального тепла. Ханс поглядывал на телефон. Утешитель был отключен за долги. Шайзе! Молчали жаркие дорогие голоса распутниц. Ханс задолжал и Секс-сервису, и Телекому. Не было никаких денег, даже на благотворительную еду. По всей стране супермаркеты ломились от провианта. Люди, каждый третий – тучный, везли к автомобилям миллионы тележек с тоннами еды. Трепетала реклама, призывающая к облегченной пище как к последнему средству защиты нации от ожирения. А Хансу было нечего есть.