Выигрыши

Фелипе покраснел и поспешно взял предложенную сигарету.

– Не подтрунивайте надо мной, – сказал он, отводя глаза. – Но нейлон для путешествий…

Рауль кивнул, помогая Фелипе выйти из затруднительного положения. Да, конечно, нейлон для путешествий…

XXII

Лодка, в которой сидели мужчина с мальчиком, приближалась к правому борту «Малькольма». Паула и Клаудиа помахали рукой, и лодка подошла ближе.

– Почему вы здесь стоите? – спросил мужчина. – Что-нибудь сломалось?

– Загадка какая-то, – сказала Паула. – Или забастовка.

– Какая там забастовка, сеньорита, не иначе как что-то сломалось.

Клаудиа открыла сумочку и показала две банкноты по десять песо.

– Сделайте, пожалуйста, одолжение, – сказала она. – Сплавайте к корме и посмотрите, что там такое происходит. Да, на корме. Посмотрите, нет ли там начальства и не чинят ли там что-нибудь.

Лодка стала удаляться, а мужчина, явно смущенный, не произнес в ответ ни слова. Мальчик, следивший за якорным линем, быстро стал его выбирать.

– Мысль хорошая, – сказала Паула. – Но как все это нелепо! Посылать кого-то шпионить, просто абсурдно.

– Не менее абсурдно, чем угадать среди возможных комбинаций из пяти цифр одну определенную. В этой абсурдности есть своя закономерность, хотя, возможно, я становлюсь похожей на Персио.

Пока она объясняла Пауле, кто такой Персио, лодка удалилась от «Малькольма», и лодочник ни разу не обернулся; Клаудиа почти не удивилась этому.

– Поражение astuzia femminile [42], – сказала Клаудиа. – Дай бог, чтобы наши рыцари принесли новости. А вы оба довольны своей каютой?

– Да, очень, – ответила Паула. – Для такого маленького судна каюты просто прелестны. Но бедняжка Рауль скоро пожалеет, что решил путешествовать вместе со мной, ведь он олицетворение порядка, в то время как я… Вы не находите, что разбрасывать вещи где попало – одно удовольствие?

– Нет, но ведь мне приходится вести дом и заботиться о ребенке. Порой… нет, думаю, я все же предпочитаю находить комбинации в ящике для белья.

– Рауль расцеловал бы вам ручки, если б услышал, – рассмеялась Паула. – Сегодня утром я, кажется, почистила зубы его щеткой. А бедняжка ведь так нуждается в отдыхе.

– К его услугам пароход, здесь даже слишком спокойно.

– Не знаю, я вижу, как он беспокоится, его раздражает эта история с кормой. И, говоря откровенно, Клаудиа, Раулю не очень сладко придется со мной.

Клаудиа почувствовала, что за этой настойчивостью кроется желание сказать что-то еще. Паула не слишком интересовала ее, но все в ней вызывало симпатию: и манера моргать, п резкие движения, когда она меняла позу.

– Вероятно, он. уже давно привык к тому, что вы пользуетесь его зубной щеткой.

– Нет, именно щеткой-то и не пользуюсь. Я теряю его книги, проливаю кофе на его ковер… но вот зубной щеткой не пользовалась до сегодняшнего утра.

Клаудиа молча улыбнулась. Паула замерла в нерешительности, затем махнула рукой, словно отгоняя от себя муху.

– Может, лучше, если я скажу об этом сразу. Мы с Раулем просто большие друзья.

– Он очень славный молодой человек, – сказала Клаудиа.

– Так как на пароходе никто или почти никто этому не поверит, мне бы хотелось, чтобы хоть вы знали об этом.

– Спасибо, Паула.

– Это я должна быть благодарна за то, что вас встретила.

– Да, иногда бывает… Я тоже порой испытывала благодарность лишь за чье-то присутствие, чей-то жест, даже за молчание. Или за то, что можешь сказать, поведать самое сокровенное, чего не доверила бы никому на свете, и сделать это так же просто…

– Как подарить цветок, – сказала Паула, слегка коснувшись руки Клаудии. – Но мне нельзя доверяться, – прибавила она, отдергивая руку. – Я способна на всякого рода гадости, неизлечимо подла сама с собой и с окружающими. Бедняга Рауль терпит меня до поры до времени… Вы не можете себе представить, какой он добрый, понятливый, должно быть потому, что я не принадлежу ему; я хочу сказать, что существую для него лишь в плане интеллектуальном, если можно так выразиться. И если в один прекрасный день мы случайно окажемся в одной постели, думаю, на следующее же утро он почувствует ко мне отвращение. И не будет первым.

Клаудиа повернулась спиной к борту, стараясь спрятаться от уже сильно припекавшего солнца.

– Вы мне ничего не скажете? – угрюмо спросила Паула.

– Нет, ничего.

– Может, так даже и лучше. Зачем я буду вас обременять своими заботами?

Клаудиа почувствовала в ее топе раздражение, досаду.

– Мне кажется, – сказала она, – задай я вам какой-нибудь вопрос или сделай какое-то замечание, у вас родилось бы недоверие ко мне. Полное и жестокое недоверие одной женщины к другой. Вы не боитесь делать признания?

– О, признания… Но это вовсе не было признанием. – Паула погасила едва закуренную сигарету. – Я всего лишь показала вам свой паспорт, я страшно боюсь, что меня примут по за ту, кто я есть, что такой человек, как вы, лишь по нелепому недоразумению симпатизирует мне.

– И поэтому Рауль, и ваша развращенность, и неудачная любовь… – Клаудиа рассмеялась и вдруг, наклонившись, поцеловала Паулу в щеку. – Ну и глупышка же вы, ну и несусветная дурочка.

Паула опустила голову.