Пушок снова очутился рядом с Нелли и, размахивая руками, призывал всех к тишине.
— Чуточку внимания, че! Мама миа, да это заведение — настоящий содом!
Умберто Роланд откашлялся и пригладил волосы.
— Просим извинить нас, что мы не смогли прийти с оркестром, — сказал он. — Выступим, как сумеем.
— Давай, парень, давай.
— В знак прощания с моим дорогим братом и его славной невестой я исполню вам танго Виски и Кадикамо «Отчаянная крошка»!
— Потрясающе! — крикнул Русито.
Бандонеонисты проиграли вступление, и Умберто Роланд, сунув левую руку в карман брюк, а правой взмахнув в воздухе, запел:
Как ни странно, в «Лондоне» оказалась хорошая акустика: едва за столиком, где сидел Пушок, воцарилась мертвая тишина, разговоры за другими столиками зазвучали громче и отчетливей. Пушок и Русито кидали вокруг яростные взгляды, а Умберто Роланд пел грудным голосом:
Карлос Лопес почувствовал себя совершенно счастливым, а чем незамедлительно сообщил Медрано. Доктор Рестелли — как он сам выразился — был явно удручен тем, какой оборот приняли события.
— Завидная непринужденность у этих людей, — сказал Лопес. — Это уже почти совершенство, если вспомнить, что они из себя представляют. Ведь им и в голову не приходит, что в мире существует что-то, кроме танго и клуба Расинг.
— Взгляните на дона Гало, — сказал Медрано. — Старик, по-моему, вконец перепугался.
Дон Гало, выйдя из оцепенения, грозными знаками подозвал шофера. Тот подбежал к хозяину, выслушал его и снова поспешно вышел. Все видели, как он разговаривал с полицейским, который наблюдал с улицы Флорида за сценой в кафе. Видели и жест полицейского, когда он поднял руку и словно поманил кого-то.
— Да, конечно, — добавил Медрано. — Но в конце концов, что в этом плохого.
Паула и Рауль по-настоящему наслаждались этой сценой, Лусио и Нора, напротив, были заметно шокированы. Семейство Фелипе застыло в холодном отчуждении, а сам Фелипе зачарованно смотрел на неистово мелькавшие пальцы бандонеонистов. Чуть в стороне Хорхе уплетал вторую порцию мороженого, а Клаудиа с Перено все дальше забредали в дебри метафизического диалога. И, словно не замечая ничего вокруг, не обращая внимания на равнодушие и веселье завсегдатаев «Лондона», Умберто Роланд приближался к печальной развязке в судьбе гордой креолки:
Среди криков, рукоплесканий, стука чайных ложечек о столы поднялся потрясенный Пушок и крепко обнял брата. Пожав руки трем музыкантам, он ударил себя в грудь и, вытащив огромный носовой платок, высморкался. Умберто Роланд снисходительно поблагодарил за аплодисменты, с привычной улыбкой выслушал похвалы Нелли и остальных сеньор. Вдруг ребенок, на которого до того никто не обращал внимания, поперхнувшись куском пирожного, издал дикий рев. За столиком засуетились, все кричали и требовали, чтобы Роберто скорее принес стакан воды.
— Ты был бесподобен, — растроганно говорил Пушок.
— Как обычно, не более, — скромно отвечал Умберто Роланд.
— А какое чувство! — заметила Неллина мать.
— Он у нас всегда такой, — сказала сеньора Пресутти. — А вот об учебе и слышать не хочет. Одно искусство.
— Точно, как я, — сказал Русито. — Да пошла она, эта учеба, подальше. Греби деньгу, и вся недолга.
Нелли извлекла кусок пирожного из горла малыша. Зеваки, столпившиеся у окон, начали расходиться, доктор Рестелли с видимым облегчением провел пальцем под накрахмаленным воротничком.
— Итак, — сказал Лопес. — Кажется, уже пора.
Двое мужчин в темно-синих костюмах расположились в середине зала. Один из них коротко ударил в ладоши, а другой жестом призвал к тишине и голосом, способным перекрыть любой шум, объявил:
— Всех сеньоров, не имеющих письменного приглашения, а также всех провожающих просим покинуть помещение.
— Что, что? — спросила Нелли.
— То, что нам пора сматывать удочки, — сказал один из друзей Пушка. — Надо же, только начали как следует веселиться.
Когда прошло первое удивление, послышались возмущенные возгласы и протесты посетителей кафе. Мужчина, только что державший речь, поднял руку и сказал:
— Я инспектор Организационного ведомства и исполняю приказ свыше. Приглашенных прошу оставаться на своих местах, а всех остальных — немедленно покинуть помещение.
— Посмотри, — сказал Лусио, обращаясь к Норе. — Авенида оцеплена полицейскими. Это, скорее, похоже на облаву.