Выйти замуж не напасть, как бы замужем не пропасть

- Давай, - в один голос согласились мы с Татьяной.

Алка ничего не спрашивала, глядя на мой мрачный вид, сестрёнка все понимала без слов.

Мы пили чай с пироженками, девчонки смеялись, что-то рассказывали. Тормошили меня, говорили, что после встречи Нового года, пойдем на танцы.

А мне было холодно. Я словно замерзла, обледенела изнутри вся. Вяло соглашалась на всё, что-то делала, говорила и замирала на середине слова.

Я не помню, как мы встретили Новый год. На танцы я идти отказалась, сказала, что хочу спать. Нет я больше не плакала. Слезы в моих глазах застыли, так же как и моя душа. 

А утром я сказала сестре – Аль прости, что испортила вам праздник. Поеду я, пожалуй, в Челябинск. Толку и веселья от меня все равно нет, а четвертого уже на работу надо. Поеду я.

- Ты, как, в порядке? – она внимательно посмотрела мне в глаза.

- Да, все нормально. Переживу. Не бойся за меня. Глупостей не наделаю.

- Увижу его, убью, -  сказала сестренка.

- Если увидишь, - произнесла я.

Она наложила мне целую сумку всяких вкусностей и посадила на автобус.

Приехав в общежитие и выложив из сумки продукты в холодильник, я поехала к Сергею домой. Мне необходимо было услышать от него самого, что между нам все кончено.

И вот я стою, перед дверью в его квартиру, и не решаюсь позвонить. Мне страшно. Мне очень страшно. Наконец собираюсь с духом и поднимаю руку, чтобы нажать на звонок. Но дверь внезапно открывается и передо мною Сережкин старший брат Никита.

- Привет. С Новым годом! – говорю я, дрожащим голосом – А Сергей дома?

- Привет,- отвечает он. - Нет, его дома нет. А разве, он не с тобой? Вы, что не вместе, встречали Новый год?

- Нет, я только, что приехала.

- Странно, я был уверен, что это ты с ним была. Я ночью, когда приходил, видел женские бурки в коридоре, правда в комнату не заглядывал. Кстати, стол на двоих  накрыт.

- Можно я посмотрю, - зачем-то прошу я.

Никита, отступает, и я захожу в квартиру. Мне не надо даже дальше проходить, я и от порога вижу в зале на журнальном столике два бокала и две тарелки, а под столом бутылку из-под шампанского.

- Ты как? – встревожено спрашивает меня Никита.

- Я в порядке – отвечаю - Все нормально. С Новым годом вас. И до свидания.

Мы вместе  выходим из квартиры, Никита убегает вниз по лестнице, а я стою у лифта. Я ему солгала, у меня не всё нормально. У меня всё хуже некуда. Отчаяние и боль накрывают меня с головой, в глазах мелькают белые мушки, перехватывает дыхание и кружится голова. Мне хочется орать, выть, что - нибудь сломать, сделать что -то совершенно дикое. Но я беру себя в руки и ухожу к соседнему подъезду, где сажусь на скамеечку. Достаю из сумки блокнот и ручку.

Немного подумав, пишу «Кисляков, мне нужно с тобой поговорить. Да не дрефь ты, слышишь. Аня»

Бросаю записку в почтовый ящик и уезжаю обратно в общежитие.

Мне было плохо, очень плохо. Я-то рыдала, кусая себя за руки, то в бессильной злобе била кулаками подушку, то лежала на кровати безучастно уставившись в потолок. Перед глазами стоял накрытый на двоих стол и звучал в голове голос Никиты, «В коридоре стояли женские бурочки» Я не хотела есть, не хотела пить, никуда не выходила из комнаты. Мои безудержные рыдания останавливала только тянушая боль появлявшеяся время от времени внизу живота и страх за ребенка. И тогда я обхватив живот руками ходила по комнате или лежала в кровати, повторяя. как мантру. "У меня все хорошо, все хорошо, я спокойна, спокойна."

А третьего вечером приехала из дома Галка. И я заставила себя подняться и даже улыбалась, слушая её рассказ, как они чудили и веселились в клубе.

А четвертого января мы вышли на работу. Праздники закончились. К тому же у меня началась сессия в техникуме и вечером после работы, я сразу ехала на занятия.

Я выходила на остановке на пересечении проспекта Ленина и улицы Энгельса, заходила в диетическую столовую, ужинала и топала дальше. К моему угнетенному моральному состоянию, добавилось еще и плохое самочувствие. Усилился токсикоз, меня начинало тошнить уже на подступах к столовой.  У этой столовки был какой то специфичиский запах. А на работе болела голова и рвало от запаха краски и расплавленного гудрона. И я все время хотела спать.

 В очередной раз, стоя на трясущихся ногах, и вытирая платочком рот у ненавистной мне столовой я решила бросить учебу. И не нашлось ни одного человека, кто бы подсказал мне, оформить академку на период беременности и родов. Забираешь документы, ну и скатертью дорога.

Я пыталась всеми силами отвлечься и не думать больше ни о Сергее, ни о его поступке. Получалось это у меня плохо, но я очень старалась. Я даже сходила с подругами в кино. Днем было еще более-менее, работа, хлопоты, люди, а ночью тихо плакала в подушку. Холод и пустота в груди никак не хотели рассасываться. И я очень хотела его увидеть, пусть издали. Хотя бы издали.