Выход

– Ой, успокойся. Конечно, каждый из нас заслуживает уважения и всякой такой фигни, но при нормальном распределении есть вещи на одном конце кривой и вещи на другом конце кривой. Если ты заведуешь математическим факультетом и считаешь, что все равны в плане математических способностей…

– Я вообще не это имела в виду!

У Ласки покраснели щеки. На глаза навернулись слезы. Сколько раз она спорила до хрипоты со своим тупым отцом, который сыпал подобными фразами: «Ой, успокойся!» Сколько раз он сводил все ее аргументы на нет, вспоминая о «природных» способностях своих друзей-зотт, как будто они были суперменами. Сейчас она была готова сказать что-то такое, о чем бы потом долго и очень сильно жалела. Она вскочила на ноги и так стиснула зубы, что услышала скрип. Она оделась, практически не видя ничего перед собой, как будто весь мир схлопнулся в черное пятно с красными краями. Гретил говорила какие-то слова. Она почувствовала, что Гретил также поднимается на ноги, поэтому как молния вылетела из юрты в одних трусах, держа в руке рубашку и штаны. Не надевая носки, она втиснула свои ноги в туристические ботинки. Дождь уже закончился, и легкий ветерок сдул с неба все облака, так что на небе были видны россыпи звезд и срезанный ноготь луны. Виньеткой на этом небесном полотне виднелись черные облака над лесом, словно на дешевых театральных декорациях. После дождя резко пахло тухлой водой и сосновым лесом. Она шлепала ногами по черным лужам, ощущая воду, которая непонятным образом холодила пальцы ее ног.

Ей казалось, что она слышит за спиной Гретил, шлепающую по тем же самым лужам. С одной стороны, она хотела, чтобы Гретил догнала ее, чтобы извинилась за все те гадости, что наговорила. С другой стороны, она понимала, что ее чувства к Гретил перемешаны с ее отношением к своему отцу. Если Гретил извинится, это не компенсирует отсутствие извинений ее отца, которые она никогда уже не услышит.

Она дошла до края лагеря, желая уйти как можно дальше от людей и найти место, где можно в безопасности постоять на одной ноге, чтобы наконец одеться. Она зашнуровала ботинки и встала, стянув рубашку с ветки дерева и надев на себя, пытаясь преодолеть накладывающиеся друг на друга уровни капиллярного материала, термоизолирующего материала и разноцветных лоскутков, сшитых длинными полосами. Этот крой она придумала сама, за что получила множество похвал от других ушельцев, начавших создавать свои копии. Одевшись и обувшись, она успокоилась. Она провела руками по рубашке, которая смотрелась теперь чертовски хорошо и стала общепризнанным техническим и эстетическим триумфом, чем она так гордилась.

Она потерла щеки ладонями, затем уперла руки в бока и взглянула на небо. Когда-то давно она проводила летние ночи в семейном коттедже, глазея на небо, усеянное неисчислимыми холодными звездами, которые напоминали ей о том, сколь незначительно человечество, и успокаивали, так как отсюда следовал вывод, что ее отец тоже ничтожная букашка. Иногда в эти ночи звездосчетов к ней присоединялись кузены, к некоторым из них она испытывала какие-то теплые чувства, и она вдруг с болью подумала о них, с кем никогда больше не увидится, кто извратился в мире зотт, погрузившись в этот мусор самообмана.

Вдруг что-то привлекло ее внимание, показавшись из-за кромки леса. Это была «Лучшая нация». Она увидела и услышала его одновременно, что в большинстве случаев совершенно не сочеталось, так как дирижабли должны были включать винты лишь в экстренных случаях. Они были транспортом, который летел по ветру, сох, когда светило солнце, и вообще относился к природе как к фиче, а не багу[48]. Вой винтов усиливался. Сначала он походил на жужжание насекомого, потом на гул, а в конце раздавался уже раскатистый рев. «Лучшая нация» должна была лететь в Новую Шотландию.

Из леса подул ветер, от которого она покрылась гусиной кожей. Волосы на шее встали дыбом. Она словно окаменела, наблюдая за дирижаблем, проплывавшем по небу и качавшимся из стороны в сторону, словно сражавшимся со всеми ветрами. Дирижабль увеличивался прямо на глазах, и она с запозданием поняла, что он снижался и одновременно заваливался набок. Он вдруг почувствовала, как в ушах отдаются биения ее сердца.

– ПОМОГИТЕ! – закричала она, совершенно не это имея в виду. – ПОМОГИТЕ ЖЕ! – Она ударила по своим интерфейсным поверхностям, включила свои камеры и датчики, совершенно не отдавая себе в этом отчет.

Звук собственного крика вырвал ее из ступора. Она побежала через лагерь в сторону дирижабля. За ним по небу двигались невидимые темные тени, которые можно было различить, только когда они загораживали звезды. За жалобным ревом винтов не слышался пронзительный шум двигателей, работавших на износ уже далеко за пределами своего запаса прочности.