— Я не знаю, верите ли вы мне, — подытоживал он. — Я не знаю, верю ли сам сказанному «Единым Смотрящим», но, видит Бог, я согласен в это поверить. Пускай мне для этого придется признать себя… — он покосился на Секача, — существом, далеким от прежнего понятия «человек»… Ну и черт с ним, главное, что мы ведь есть, что мы живы! А форма наша — это всего лишь форма. Все поменялось же вокруг нас. Природа, атмосфера, биосреда — да все! Почему мы не можем измениться? Возможно даже, что это и есть следующий этап эволюции. Ведь если бы какому-нибудь неандертальцу показать современного человека, он ведь тоже подумал бы, что тот выглядит как полный урод. Да и ну ее к черту, форму эту! Какой бы она там ни была через двести лет, главное, что у нас останется сознание. — Он постучал указательным пальцем себя по виску. — Мы должны его сохранить. И тогда мы сможем дальше развивать наши таланты, изучать природу, создавать новые разделы в науке, рисовать картины и писать книги о подвигах наших сталкеров. Быть может, кто-то когда-то напишет и о нас, мужики, о нашем выходе четыреста девяносто три, о том, как мы стояли на грани, но все-таки сумели удержаться! Удержаться одной командой, мужики!
Тишина. Лишь далекое шуршание подошв да потрескивание навевающего воспоминания о доме костра. Никто не слышал раньше, чтобы Крысолов так говорил. Не только молодым — вообще. За суровым, сосредоточенным лицом обычно скрывались несловоохотливость, сдержанность и краткость. За редким исключением, когда он читал вслух что-нибудь из Остапа Вишни — его любимого писателя, никаких историй он никогда прилюдно не рассказывал. Да и сейчас, если бы не стоявший вдали Секач, чья мощная фигура почти утонула в ночи, никто бы не услышал ни о приключениях в Яготине, ни о его способностях.
В наступившей тишине, казалось, даже было слышно, как журчат потоки мыслей в головах. Никто не переговаривался, будто каждый боялся первым озвучить свои соображения, никто не решался спросить что-либо у Крысолова, хотя вопросов накопилось немало. Все молчали, и даже их взгляды не пересекались, как и прежде, сосредоточившись на заметно потускневшем пламени костра.
— Ребята, — обратил на себя внимание выглянувший из-за плеча Крысолова полковник Щукин, — а ведь это правда. И хотя мне не очень нравится это слово — «неочеловек», и уж совсем не хочется признавать себя мутантом, — он снисходительно улыбнулся, — но то, о чем поведал Кирилл Валерьевич, для меня, бесспорно, не новость.
На лицах молодых сталкеров вновь застыло подлинное удивление.