Выход 493

Ему хотелось выглядеть как можно стойче, но скрыть недовольства он не мог. Черт, значит, Стахов разболтал о том, что он заснул на посту! Небось, во всей красоте преподнес. Так, как они умеют, старики. Мол, вот какая нынче молодежь пошла, и двух суток без сна продержаться не могут! Вот мы-то в их годы… И давай вспоминать о былых подвигах, что да как было и кто по сколько суток без сна и пищи, с десятью патронами в магазине, за семь кварталов от Укрытия и несколькими минутами в запасе до восхода солнца, в окружении обозлившихся мутантов и тварей безобразных… А сейчас дряхлые молодые все — не мужики, а мешки с тряпьем. Всучили им по автомату и по два рожка, вот они и думают, что все им по фигу и спасет их оружие от всех бед. А вот только черта с два! Если в башке ветер, в сердце гордыня, а в руках вместо мышц вата, никакое оружие не поможет. И понять-то это не всем дано. Талдычишь, талдычишь им, а все равно как об стену горох. Пока сами лоб в лоб не столкнутся с чем-то таким, от чего волосы дыбом встают, не поумнеют. А поумнеют — так иногда поздно уже.

Все это Андрей слышал не раз. И пускай Стахов, в силу своей неразговорчивости, выражался другими словами, суть от этого вряд ли менялась. Так всегда говорят. Так говорят старшие, когда новички не справляются с заданиями, засыпают на постах или не угождают их в нем-то еще.

— Ну и ладушки. — Тюремщик зачем-то поправил нож на поясе и повернулся к Крысолову: — Купол растягиваем?

— Уже растянули, — не мигая ответил Кирилл Валерьевич. — Давай ко мне на совещание.

И сам поспешно скрылся в дверном проеме. За ним прошмыгнул, словно черная тень, и Тюремщик, оставив Андрея в залитом ярким солнечным светом фургоне одного.

Глава 4

Андрей вышел из машины и зажмурился от больно резанувшего по глазам яркого света. Он слышал, что солнце — мощный источник энергии, в одночасье накрывающий светом большую часть планеты, но что будет так ярко, так ослепительно больно глазам и не упасет даже темный материал криокупола с вшитыми в него пластинами из огнеупорных сплавов, предположить никак не мог. После стольких лет пребывания во тьме глаза, никогда не видевшие иного освещения, кроме лампового, не могли привыкнуть к естественному, природному свету.

И зачем только в нем окон еще понаделали, недоумевал Андрей, ведь и так просвечивается, как марля?

Он стоял, держась за поручни трапа, минут пять, рассматривая за закрытыми веками разноцветную мозаику и почему-то вспоминая безразличное выражение лица Крысолова, когда тот стоял за спиной Тюремщика.

— Сейчас привыкнешь, — услышал он знакомый голос. — Я тоже долго привыкал.

Сашка.

— Где все? — уловив лишь отзвуки шипящего пылью ветра, спросил Андрей. Он опустил голову и часто-часто захлопал ресницами, словно от попавшей в глаза мыльной воды.

— Старшаки на совещании у Кирилла Валерьевича. Другие отсыпаются. Я вот тоже иду — заступаю через три часа, сразу после тебя.

— Слышь, — прекратив моргать и чуть приоткрыв глаза, несмело позвал Андрей, когда Саша уже собрался уходить, — а как эти мерзлые… ну, в общем, когда они покинули нас?

— Не знаю, я ведь тоже вырубился, — понизил голос Саша, будто поведал о чем-то крайне постыдном. Андрею даже показалось, что щеки у того зарумянились, как у смущенной непристойным вопросом девицы. — Эта бредятина прикоснулась ко мне. Почти прошла сквозь меня, представляешь? Просто очнулся я на минуту раньше тебя, вот и не засек меня Бешеный.

Андрей осторожно, но в то же время с некой решимостью приоткрыл глаза еще и посмотрел на своего нового друга. Совсем как на кровного брата, отхватившего у отца таких же люлей за вместе содеянное прегрешение.

Андрей всегда знал его как шалопутного, хвастливого раздолбая и хулигана. Подчас ему даже сложно было понять, как так получилось, что этого абсолютно не поддающегося воспитанию заядлого спорщика, доводящего некоторых педагогов в школе до бешенства, вообще приняли на военную службу. А уж то, каким чудом Саша умудрился пройти отборочные тесты, озадачивало не только Андрея — ведь не скрывай он присущей малолетним хулиганам дерзости, излишней самоуверенности и храбрости, ни один Учитель не поставил бы штамп одобрения в графе «военная служба». Было много случаев, когда юноши с помощью напускной крутости и смелости уверяли Учителей в своей готовности к строевой службе, а потом в панике покидали заставу, бросив оружие и оставив товарищей на растерзание прорвавшихся в шлюз тварей. А на поверхности? Туда же выходят в основном малыми группами — два, три, четыре человека. И если один из них окажется психически нестойким в условиях постоянной и явной угрозы — что тогда? Что делать, когда он с перепугу начнет палить во что попало и бежать куда глаза глядят?

Хотя, если говорить начистоту, Андрей, вспоминая крайний наряд на «северке» и аномальные облака, себя считал тоже не особо стойким, а потому сомнения относительно Рыжего как-то затерялись средь его собственных.

— Я это… — выдавил он из себя, наконец раскрыв веки полностью и почувствовав, что свет уже не так больно режет по глазам. — А где мы сейчас?