Выход 493

Вмонтированный в шлем сигнализатор, предупреждающий о критической наружной температуре, обычно издающий едва слышимый отрывистый писк, в это мгновенье визжал как сумасшедший, придавая и без того гадостной ситуации еще более контрастного оттенка неизбежности.

Сжав зубы так, что заложило в ушах, Лек перевернулся на живот и, влача отказавшие ноги, пополз на брюхе, цепляясь сбитыми в кровь пальцами за асфальт и ломая ногти, но не выпуская из поля зрения ржавые ворота. А главное — видневшийся вдали ряд огромных железобетонных резервуаров, выстроенных в несколько рядов, за которыми на пригорке высилось небольшое трехэтажное здание с торчащей из крыши трубой.

Сохранка! — мерцало в его голове единственное слово.

Но будто заколдованный, сколько б он не полз, а ворота, казалось, не стали ближе и на метр. Выругавшись, он лег навзничь, зажмурился от больно заслепившего глаза света и на ощупь выискал в нарукавном кармане шприц с обезболивающим. Стянул с него защитный колпачок, сделал инъекцию в шею, и сразу потянулся за следующим.

Он впервые в жизни испытывал на себе обезболивающее, но то, что он слышал о нем, подтвердилось — силы и вправду начали не медля наполнять его тело. Впрочем, дожидаться пока ноги полностью вернут себе способность удерживать его, он не мог — встал на четвереньки и, взяв низкий старт, попытался бежать. Практически не разгибая спины, петляя от одного ряда кустов ко второму, Лек напоминал попавшего на ледовый каток пьяницу, но тем не менее, расстояние к воротам стабильно сокращалось. Возможно, если бы взошедший над землей ослепительно-белый диск не превратил воздух в обжигающий глотку пар, Лек сумел бы добраться до места сохранки… но до ворот ему не хватило каких-то пять-семь метров. Он упал на колени, согнулся и ухватился руками за горло, будто пытаясь сдержать вытекающую через разрез кровь.

Горячий, как сковородка, чугунный люк, оказавшийся по чистой случайности прямо перед ним, к превеликому счастью, был на две трети сдвинутым, приоткрыв черную бездну колодца. Из него тянуло плесенью и влагой. Влагой… Уцепившись в это слово, Лек, не думая больше ни о чем, одолевая жгучую боль, огненными шарами растекавшуюся по всему телу, отодвинул его дальше и, подтянувшись к краю, сбросился вниз.

Сколько времени прошло после того, как он плюхнулся в вязкую, теплую жижу, Лек не знал. Открыв глаза, он обнаружил себя практически всего потопленным в болотной кашице, и только его лицо, словно кинутая деревянная маска, держалось на поверхности. Слава Богу, после всего, что с ним произошло, он остался невредим и, главное, все еще везуч: в канализации хоть и стояла невыносимая вонь испарений, но зато там можно было дышать, не рискуя прожечь гортань.

Окончательно придя в себя, он простонал и, плотно сжав веки, несколько минут пытался побороть страшную мигрень, вожделеющую, казалось, во что бы то ни стало выдолбить дыры в его висках. Обезболивающее то ли уже не действовало, то ли это были последствия передозировки, но Лек не только не чувствовал ожидаемого облегчения, ему вообще казалось, что он принял лекарство, усиливающее боль.

Приподнявшись на локтях, он затравленным взглядом осмотрел мерзкую трясину, поглотившую его тело и тут же выдернул из нее ногу. Грязь недовольно всколыхнулась, но потопленную часть тела с торчащими в ней иглами вернуло без всяких. Убедившись, что с конечностями у него все в порядке, он снова отдал их жиже, не придумав ничего лучше. Ему нужно было собраться с силами, чтобы встать, и с мыслями, чтобы решить, что делать дальше.

К тому же спустя некоторое время, ноги и спина уже не так болели, а стук в висках стал мягче и плавнее. Помогли то ли грязевые ванны, то ли, наконец подействовавшее обезболивающее, в состав которого входили когда-то называемые «особо опасными» наркотические средства — морфиновые алкалоиды, но почувствовал себя Лек гораздо лучше.

Подняв покрасневшие глаза к круглому отверстию, через которое в канализационную шахту попадал солнечный свет, он прикинул в уме, с какой высоты ему довелось падать. Метра три, не меньше, сломать шею — раз плюнуть.

— Попал ты, старичок, попал, — выдохнул он, осознав всю трагичность ситуации, в которую его угораздило вляпаться. Затем вспомнил благодаря кому он тут оказался, поскольку его лицо исказила гримаса злости: — Сука, гребаные пташки!