«Выход»

– Слушай, Мефодий, а что это за кнопка на гранате? Я просто с такой системой не знаком.

– Кнопка контактной детонации, – откликается солдат. Он, как и предполагал уполномоченный, днём и ночью это помнить должен и отвечать на подобный вопрос даже в бессознательном состоянии. – Сорвал чеку – сразу бросай, взрыватель сработает от контакта с поверхностью.

– Ишь ты! – восхищается Горохов; он достаёт гранату из кармана и ещё раз рассматривает её. Затем прячет гранату обратно в карман и достаёт оттуда неполный винтовочный магазин.

Это у него давний пунктик. Он не любит, когда оружие снаряжено не полностью. Если магазин рассчитан на двадцать патронов, то в нём и должно быть двадцать патронов. Поэтому из одного магазина он достаёт патроны и загоняет их в другой. Полный магазин он вставляет в винтовку. Оглядывается, смотрит по сторонам. Нет, вроде всё в порядке. Андрей Николаевич начинает уже думать, что никто стрельбы не слышал. Это его чуть-чуть успокаивает. Хотя радоваться ещё очень рано. До схрона ещё десять километров. По пустыне, где нельзя перепрыгивать через песчаные волны, да ещё и с раненым, это три часа хода. Не меньше. Он глядит на термометр. Пятьдесят два градуса. Господи, ну когда же уже начнёт падать температура?

Глава 32

Теперь солнце уже не печёт спину, а нагревает левый бок, но всё равно жжёт неслабо. А воду нужно экономить. Кажется, таблетка подействовала, Рогов пошёл повеселее; на самого Горохова такая таблетка действует не менее трёх часов, хорошо, чтобы и с солдатом получилось так же. Уполномоченный останавливается каждые двести метров, смотрит назад. Он волнуется: вдруг мелькнёт что-то на фоне барханов. Вдруг покажется из-за камней. Но нет, кажется, все спокойно. Пока. И он снова идёт быстрым шагом, догоняет солдата.

Таблетка действовала, солдат шёл, а температура наконец снизилась до пятидесяти. Пятьдесят – это, конечно, не шестьдесят пять, тем не менее… Одно дело пересидеть пятидесятиградусную жару в тени, имея пару литров воды да с сигареткой, и совсем другое дело – быстро идти, обходя барханы, когда тебя обжигает солнце. И тут уже неплохо было бы выпить пять-шесть глотков воды. Нет, его ещё не мучала жажда, вода была нужна для охлаждения. Но он её не хотел тратить. Он не знал, как через час поведёт себя солдат. Вернее, знал. Поэтому и экономил воду.

И он не ошибся. Не прошло и часа, как Рогов снова стал сдавать.

Он пошёл медленнее, начал покачиваться и останавливаться через каждые сто метров.

– Что? – спросил у него уполномоченный, когда рядовой снова остановился.

– Надо передохнуть, – ответил солдат.

– Нет, не надо, нам ещё километров семь-восемь идти. – Горохов снова отвинчивает крышку на фляге. – Десять маленьких глотков.

Солдат берёт флягу здоровой рукой и задевает рукой ремень винтовки, как-то всё выходит у него неловко, и он, чтобы не уронить флягу, дёргает раненую руку. И тут же скалится, матерится и даже зажмуривается от сильной боли. Действие обезболивающего закончилось. Теперь ещё и это. Солдат, позабыв про флягу, подносит руку к глазам. Горохов не концентрировал на этом внимания, он не присматривался, ему казалось, что кисть руки у солдата грязная, чёрная, как от копоти, и лишь теперь он рассмотрел кончики пальцев, торчащие из-под бинтов, но это не грязь, пальцы чёрно-синего цвета. Горохов понимает – руке конец.

В предплечье перебита артерия, Рогов залил рану биогелем, но артерию гель не восстановит.

– Пей, – говорит уполномоченный, он понимает, что действие таблетки скоро закончится, и тогда рядовой просто ляжет на песок, – нужно идти.

Солдат начинает пить, а уполномоченный понимает, что с рукой нужно что-то делать, но надеется, что этим займётся медик из Красноуфимска. Впрочем, что медик с этим сможет сделать? Горохов ещё раз смотрит на синие пальцы. Наверное, Рогову и самому ясно, что будет с его рукой. И чтобы как-то подбодрить солдата, Андрей Николаевич произносит:

– Слышишь, Мефодий, ты не раскисай. У меня есть один дружок, он тебе руку восстановит. Он меня лечил, и других тоже лечит, с того света возвращает по кускам. Главное – хоть малость, но живым до него добраться.

Солдат смотрит на него, и в его глазах уполномоченный видит только усталость. Не верит солдат Горохову. Не верит, что тот восстановит ему руку, а может, и не верит, что он вообще отсюда выберется. И это плохо.

– Не раскисай, – уполномоченный забирает у Рогова флягу, не удерживается и делает большой глоток, но всего один. И потом подталкивает солдата. – Всё, пошёл, пошёл, – указывает солдату направление. – Держи на те камни.

Пока солдат отходит, сам взбирается на бархан, смотрит по сторонам. Идти им не меньше семи километров. Много. Идти два часа, не меньше. Но солнце уже покатилось на западе к горизонту, то есть через пару часов жди заряда. Быстрее бы уже. Ветер, приходящий в сумерках вместе с падением температуры и с резкой переменой давления, заметёт всё их следы. Тогда они спасены.