Выход из мрака

Джонни Мак глянул мимо нее в коридор, ведущий к кухне:

– Хорошо. Где и когда? Чем раньше, тем лучше. В голове у Лейн теснилась тысяча разных мыслей. Даже не подумав, она выпалила:

– Завтра. Встретимся там, где скажешь.

– Я остановился в «Перекрестке», – сказал Джонни Мак. – В какое время?

В «Перекрестке» останавливались только те, кому лучшая гостиница была не по карману. Этот мотель был немногим лучше крысиной норы. Лейн решила, что Джонни Мак не особенно разбогател за последние годы.

– В десять.

Он кивнул, но взгляд его оставался прикованным к ее лицу. Лейн чувствовала, что он хочет сказать еще что-то, коснуться ее. Пожать ей руку. Стиснуть плечи. Или еще как-то. Установить личный контакт. Она не могла этого допустить. Не смела.

Лейн неуверенно шагнула назад, подальше от него. Джонни Мак был самым опасным молодым человеком, какого она знала, и теперь стал гораздо опаснее. В нем появилась какая-то уверенность, какой пятнадцать лет не было. Что придавало ему ауру самоуверенности, пришедшую на смену маске дерзкой бравады, которую он носил в юности?

– Завтра в десять в «Перекрестке», – сказал он. – И не бойся меня, Лейн. Уж кому-кому, а тебе я не причиню никакого зла.

Прежде чем она успела ответить, Джонни Мак повернулся. Она бросилась за ним, когда он уже открыл дверь и вышел на крыльцо. Задержалась, не решаясь подходить слишком близко. И, встав в дверном проеме, окликнула его:

– Джонни Мак?

Тело его напряглось. Но когда он оглянулся, его соблазнительная улыбка была на месте.

– Да?

– Я не посылала этого письма. – Она с трудом сглотнула. – Я понятия не имела, где… – И внезапно умолкла, услышав за спиной шаги. Отступила назад и захлопнула дверь перед лицом Джонни Мака.

Еще не оборачиваясь, она поняла, что Уилл вышел из кухни. Он встал перед ней, взгляд его был вопрошающим.

– Ушел он?

– Да, ушел, – ответила Лейн.

– Это Джонни Мак Кэхилл, так ведь?

– Да. – «Помоги нам всем, Господи, да, Джонни Мак Кэхилл. Твой отец. И мой погубитель».

– Хорошо, что ты его выставила. Я больше не хочу видеть этого человека!

Уилл пронесся мимо нее, длинные ноги быстро возносили его по винтовой лестнице на второй этаж. Лейн поспешила за ним, но остановилась на середине лестницы.

– Уилл!

Стук хлопнувшей двери раскатился у нее в ушах. Она села на ступеньку, ее охватило чувство безнадежности. Сколько еще может вынести ее сын? Не предел ли это? Она должна беречь его от всех и всего, способного причинить ему вред. В том числе и от Джонни Мака.

– Джонни Мак ушел? – Лилли Мэй стояла у подножия лестницы.

Лейн посмотрела на тощую старушку, единственную ее наперсницу в течение пятнадцати лет:

– Ты отправила это письмо Джонни Маку? Вытянувшись, как гордый собой солдат, Лилли Мэй ответила:

– Да, я. Уилл, даже если пока не понимает этого, нуждается в отце – в родном отце. И вы, признаете это или нет, тоже нуждаетесь в Джонни Маке. Вам нужна поддержка сильного мужчины, если хотите сражаться и выиграть эту битву. А Джонни Маку уже давно пора оплатить долг.

* * *

Эдит Уэйр распахнула дверь в комнату Мэри Марты. Джеки Камминге подскочила из кресла перед телевизором и приветствовала хозяйку дома сердечной улыбкой:

– Входите, мисс Эдит.

Джеки чуть ли не раскланивалась перед ней. Эдит любила подобострастие в обслуге. Собственно говоря, ценила его во всех взаимоотношениях, даже в браке. Подчинить своей воле она не смогла только двух людей. Первого мужа Джона Грэхема. И его незаконного отпрыска Джонни Мака Кэхилла.

Эдит жестом велела Бадди Лоулеру следовать за ней, когда зашла в обитель дочери, комнату, почти не изменившуюся с тех пор, когда Мэри Марте было двенадцать лет. Пастельные тона, кружева, девчоночьи безделушки, Французская мебель в провинциальном стиле и ниша в стене, заполненная куклами.

– Как мисс Мэри Марта? – спросила Эдит.

– Слегка поужинала, – ответила Джеки. – И вот уже час спокойно сидит в кресле-качалке.

Эдит повернулась к своему ребенку. Тридцатитрехлетнему. Единственному после смерти Кента. Мэри Марта обладала невинной, обманчивой красотой. Безупречно белая кожа. Рыжевато-белокурые волосы до талии. И светло-карие глаза, словно бы неспособные видеть реальный мир.

– Что у нее в руках?

– Кукла, – ответила Джеки. – Мисс Мэри Марта весь день носила ее на руках. А вечером укачивала ее и пела ей. Думаю, это ничего. Не вижу ничего плохого, что она играет с куклой.

– Да, конечно. – Эдит закусила губу. Ничего плохого в том, что ее психически неуравновешенная дочь в тридцать три года играет с куклой, будто шестилетняя. Но, взглянув на персональную медсестру, Эдит сказала: – Можете устроить перерыв, мисс Каммингс. Бадди и я немного посидим с Мэри Мартой.

– Хорошо, мэм. Спасибо. Я не прочь покурить.

– Только не в доме, – сказала Эдит. – После смерти мистера Грэхема здесь не курят. Когда он скончался, я в тот же день сожгла все его коробки сигар.

– Пойду на заднее крыльцо.

Джеки кивнула начальнику полиции в знак приветствия и вышла.

Эдит медленно подошла к дочери и остановилась позади кресла-качалки.

– Она такая со дня похорон Кента. Я надеялась, к этому времени ее состояние улучшится.