Выход на бис

Разоружившись — только «ПСМ», припрятанный под мышкой за боковину броника, оставил, — я встал и показал, что готов идти в любом указанном Латифом направлении.

Латиф с повышенной учтивостью указал мне на выход: дескать, только после вас, уважаемый…

— Выходите вот через этот пролом в дувале, — сказал он, — а затем идите по улице между дувалами до поворота. К сожалению, я должен убедиться, не следуют ли ваши люди за нами. Я не сомневаюсь в вашей честности, уважаемый Рахмон, а лишь исполняю волю хана.

В то время как я шел по узенькой улочке, а вернее, тропочке между двумя трехметровыми дувалами, у меня не раз возникало нехорошее ощущение, что учтивый Латиф — явно не дехканин, хоть и шибко щербатый, — в конце концов, просто пристукнет меня, заведя в какой-нибудь тихий уголок этого мертвого глиняно-каменного лабиринта. Но до перекрестка одной улочки с другой, чуточку пошире, я дошел живым и невредимым. Здесь я остановился и дождался Латифа.

Один на один он перестал накручивать восточные витиеватости и заговорил попроще:

— У хана большие сложности, Рахмон. Талибы хотят, чтобы он признал их правительство и отрекся от присяги Раббани. Ему дали неделю на размышление. Только потому, что его дядя уже присягнул Омару. Ахмад должен сделать правильный выбор, верно?

— На все воля Аллаха! — сказал я так уверенно, будто с детства из мечети не вылезал. — Иногда маленькие люди помогают большим развеять их сомнения и выбрать правильный путь. Абу Рустем обещал Ахмаду свою помощь в обмен на небольшую услугу. Если Ахмад сомневается в честности Абу Рустема — пусть примет условия Талибана. Но боюсь, что очень скоро ему придется об этом пожалеть. Ахмад привык быть вольным человеком, признавая власть одного лишь Аллаха, а талибы либо заставят его стать послушным, либо убьют. Второе вернее, ибо Ахмад воин, а не льстец. И он понимает это лучше нас.

— Да, он сам так говорил. Для него подчиниться талибам — все равно что надеть ярмо и впрячься в плуг. Никогда, ни при Мохаммад-Закир-шахе, ни при Мохаммад Дауде, ни при Тараки, ни при Хафизулло Амине, ни при Бабраке, ни при Наджибе, ни при Раббани никто не устанавливал в наших местах иных законов, чем те, по которым жили наши предки. Инглизи принесли сюда машинган, но ушли, потеряв много людей. Шоурави привели танки, «град» и вертолеты, — много убили людей, много потеряли сами, но тоже ушли. Талибы не уйдут. Они убьют всех, пусть даже за одного нашего человека их погибнет сотня. Их много. Ахмад знает это и хочет спасти свой народ. Поэтому ему хочется подумать над тем, что предложил Омар.

— Ахмад-хан устал от битв, — сказал я так, будто вчерась перекуривал с Ахмадом на завалинке, и он мне лично душу открывал. — Ему пятьдесят восемь лет, он был шесть раз ранен, шурави убили двух его братьев, трех сыновей, его младшая жена умерла от раны после бомбежки. И это только ближайшие родственники, которых он потерял за последние годы…

Шайтан меня побери, если я знал хоть какие-нибудь подробности из жизни Ахмад-хана всего за пару секунд до того, как о них заговорил!

— И это правда, уважаемый, — закивал Латиф. — Ахмад-хан стареет. Он всего лишь человек, а Аллах не дарует вечную молодость в земной жизни.

— А потому его младший брат Хамид — последний оставшийся в живых из трех братьев Ахмад-хана — уверен, что его брату пора на покой. Ему только сорок два, он любим воинами, и если воины узнают, что Ахмад собирается покориться воле талибов, нарушив заветы предков… — мне не хотелось бы произносить печальных слов.

— Вы сказали, уважаемый, — задумчиво произнес Латиф, — что маленькие люди часто помогают большим развеять сомнения и выбрать правильный путь?

— Да, я сказал это.

— Но часто ли бывает так, что, помогая большим людям найти правильный путь, маленькие люди не ищут для себя своих маленьких выгод?

— Это справедливо, уважаемый Латиф, — степенно кивнул я, — большим людям свойственно искать больших выгод, а маленьким — маленьких. Большой человек может поступиться маленькой выгодой ради большой, а маленькому человеку поступиться нечем.

— Если бы маленькие люди знали, что большая выгода большого человека принесет им их маленькую выгоду, то с большим старанием помогали бы большому человеку найти правильный путь к его большой выгоде…

Теперь мне, Дмитрию Баринову, маленькому человеку-ретранслятору, стало ясно многое. Латифчик явно размышлял над тем, а что он лично будет иметь с успешной сделки между Абу Рустемом и Ахмад-ханом. Интересовался за комиссионные, как говорили когда-то в Одессе. Я, конечно, не знал, какие материальные интересы может иметь товарищ Латиф, но Чудо-юдо, видать, знал их как дважды два.