Выход на бис

— Ты прямо историк-политолог! — произнес я восхищенно. Да, бывшая супершлюха высшей категории катастрофически быстро прогрессировала.

— Посидишь трое суток в хайдийской тюрьме — не такого ума наберешься! — проворчала Марсела. — Согласно Постановлению об амнистии 1984 года, и повстанцы, и лопесисты не подлежали судебному преследованию и не ограничивались в гражданских правах. Была, правда, инструкция Президента, не помню за каким номером, о порядке исполнения данного постановления. Там был параграф, если не соврать, пятый, где говорилось, что амнистии не подлежат лица, совершившие в ходе восстания такие преступления, как убийства военнопленных, заложников, невооруженного гражданского населения, а также грабежи, мародерства, изнасилования лиц обоего пола и еще что-то. Пока Соррилья был Президентом, этот самый пятый параграф никого особенно не волновал, потому что половина членов правящей Республиканской национальной партии участвовала в войне на стороне лопесистов, а половина — на стороне народных социалистов. А преступления, не подпадающие под амнистию, среди тех и других совершал каждый второй. Не дураки ж они были сами против себя дела раскручивать, верно?

— Верно, — согласился я.

— Ну вот, а в 1994 году, после того как Республиканская национальная партия пролетела на парламентских выборах, демократы получили там аж 38 мест. Новый парламент объявил, что ввиду полной коррумпированности исполнительной власти он назначает досрочные президентские выборы. Соррилья и их, естественно, проиграл, а потому теперь на Хайди Президент — демократ. Дон Фелипе Морено, может быть, слышал?

— А с чего это республиканцы так подкачали?

— Как раз в то время, как ты пропал, на Хайди произошел грандиозный скандал из-за компании «ANSO Limited». Тогда обнаружилось, что Бернардо Сифилитик — ты его должен помнить, мы всадили ему две пули в задницу! — запродал семь восьмых острова колумбийской компании «Rodriguez AnSo incorporated». Оказывается, эта сучка Соледад, пока мы сидели у нее в плену, оформила с тобой брак и создала эту самую колумбийскую компанию!

— Знаешь, милая, — осторожно перебил я ее, — ты все-таки не отвлекайся и расскажи о том, за что тебя посадили… А то мы куда-то в сторону уклонились…

— Сейчас, — сказала Марсела, но в это время появились двое парней, которые притащили заказанный для меня завтрак. Чего там только не было! Ребятки установили специальную спинку, чтоб я мог есть полулежа, и пристроили на койке специальный столик, застелив его крахмальной салфеткой. Мне на шею тоже повязали какой-то шикарный слюнявчик. Марселе принесли раскладной столик, который она приставила к моей койке. Отбивная с картошкой, апельсиновый сок, хлеб, кофе, бананы, гоявы, мороженое — тут и на обед, пожалуй, хватило бы. Быстро и молча все расставив, мальцы убрались, а Марсела продолжила свое повествование, так сказать, без отрыва от потребления.

— Представь себе, демократы решили пересмотреть и Постановление 1984 года, и президентскую инструкцию о порядке его исполнения, — объясняла она, усердно ворочая челюстями. — Во-первых, они реанимировали тот самый параграф 5, который раньше практически не применялся. Но как! Теперь уголовное дело по обвинению в преступлениях, перечисленных в этом параграфе, возбуждалось не по конкретному событию, а по заявлению потерпевшего или свидетеля.

— Не понял, — пробормотал я, на время перестав жевать.

— При Соррилье работала специальная комиссия по расследованию военных преступлений.

— А что демократы придумали?

— Ха! Они эту комиссию упразднили, но оставили весь собранный ею материал. Теперь всякий, кто считает себя потерпевшим от той или другой стороны, может подать заявление и указать конкретного виновника. Дескать, так и так: вот этот тип меня в 1983 году ограбил или убил моего брата. Остров-то маленький, найти тех, кто тут остался, ничего не стоит. А те, кто убегал, уже вернулись. Вот и начали восстанавливать справедливость. Конечно, все по-демократически. То есть расстреливать или там вешать — ни-ни! Но могут, при доказанном убийстве, присудить пожизненное. Мародерство — лет пять, грабеж — до десяти, изнасилование — до двадцати. Ну и прочее там разное. Но можно не сидеть, если выплатить компенсацию потерпевшему и соответствующий сбор в казну. Даже такса утверждена…

— Ты мне общий порядок не объясняй, — посоветовал я, — ты про себя поясни.

— Один старый козел, бывший полковник Ла Корунья, которого Лопес посадил за разглашение военной тайны, решил, что был отправлен за решетку по моему доносу. А я, ей-Богу, ничего не доносила. Хорхе его арестовал и отдал под суд. Полковника разжаловали и осудили на двадцать лет каторги с конфискацией имущества.

— Солидно… — заметил я.