Теперь уже и меня сомненья оставили. И я даже решился осторожно выглянуть из-за постамента, в попытке разглядеть любопытного тихоню. К сожалению, получилось увидеть только его спину и залысину на затылке — человек, принудивший отвечать на свои вопросы кичливого учителя, стоял ко мне спиной.
— Вы испытываете мое терпение! Конечно, я могу прочесть руны, если вы предоставите мне их изображение. Слава Богам, я достаточно прилежно учился, будучи студентом. Только не кажется ли вам, что это будет, в некотором роде, вторжением в личную жизнь юноши? Мне представляется, что не желай он сохранить эти знаки в секрете, об их значении знали бы уже все вокруг. Поверьте, любезный. Здесь у нас довольно не просто что-либо сохранить в тайне.
— Ах, оставьте. Меня не интересуют подробности вашей трудовой деятельности. И впредь, потрудитесь предоставить мне письменное распоряжение герра Ормссона на разговоры подобные этому.
— Тем не менее, остаюсь при своем мнении. Без каких-либо документов, удостоверяющих ваше право меня допрашивать, никакого обмена мнениями, как вы выразились, больше не будет. И на сём закончим. Мне следует поспешить на урок…
Нам с девушкой тоже стоило поспешить. Перемена отсчитывала последние минуты, а нам нужно было еще добежать до нужной аудитории.
Бывает, время тянется нестерпимо. Бывает, в течение целой недели не происходит ничего такого, что заслуживало бы внимания. Такое впечатление, будто бы Боги собираются с силами, чтоб в определенный день и час обрушить на нас целый водопад важных событий, и новостей. И смотреть потом, забавляясь, на то, как мы захлебываемся в водовороте дел. Как в попытках ухватить каждого из целой стаи разбегающихся в разные стороны «зайцев», в спешке совершаем необдуманные, или даже — порочащие нас поступки.
Тот день был как раз из таких. Мало было нового, по моему глубочайшему мнению — свершено ненужного и бестолкового, предмета с загадочным учителем. Так еще Ромашевич этот вылез со своими записками.
Дело было серьезное, и следовало бы его хорошенько обдумать, чтоб принять взвешенное решение. Да только этот, невольно подслушанный, разговор Медведя с, безымянным пока, сотрудником лицейской стражи, прямо-таки выбил из колеи. Интерес ко мне со стороны господина Ормссона был бы легко объясним. Этот человек был одним из немногих персон в Лицее, кто был прекрасно осведомлен о моем реальном статусе и положении. И уж точно главный страж не стал бы посылать кого-то еще, чтоб задать пару вопросов обо мне новому учителю. Во власти Ормссона было просто пригласить Рославского к себе в кабинет, и тот не посмел бы эту «просьбу» игнорировать.
А это значит, что неизвестный с залысинами был отправлен за сведениями кем-то другим. Кем-то, кто имеет достаточно причин, чтоб принудить рядового лицейского охранника сбросить личину, и отправиться расспрашивать специалиста. Было бы проще всего свалить все на обидевшегося не на шутку Варнакова, но было у меня подозрение, что не в чувствах мастерка дело.
Обыск в моей комнате общежития случился до того, как я рассмеялся в ответ на предложение Варнакова-младшего. То есть, на момент нашей с ним ссоры, кто-то уже проявлял ко мне интерес. А если принять, как версию, что именно этот, с залысиной на макушке, охранник и выискивал что-то в моих вещах, то выводы напрашиваются весьма интересные.
Во-первых, встает насущный вопрос: является ли этот любопытный хмырь человеком господина Ормссона? И если — да, то зачем начальнику лицейской стражи собирать обо мне информацию? Для себя? Для кого-то еще?
Самое забавное во всей этой ситуации было то, что на текущий момент, у нашего рода прямо уж таких явных врагов не было. Конечно, за долгую историю, предкам доводилось ссориться с другими аристократическими семействами. Бывало не раз и до боевых действий доходило. Однажды, в конце третьего века по имперскому календарю, даже пришлось призвать дружины вассалов и собрать ополчение. Но тогда и дело было серьезнее некуда: из юго-восточных степей до Шории и Алтая докатилась монгольская орда. Тогда русам и русским нужно было не только доказать право владычества над южной Сибирью, но и банально выжить. С тех самых пор ни с правящими родами Монголии, ни с кланами Севера и Северо-запада Китая, мы никаких связей не поддерживаем. Потомки Тимучина традиционно в обиде, а у китайцев от ужаса при виде людей с волосами цвета расплавленного свинца язык отнимается.
И, да. Каким бы «серебром» не обзывал мои волосы Рославкий, цвет им придает родовой дар, а не за века накопленный магический металл.
Так вот. С руской аристократией тоже отношение складывались всякие. С кем-то предки дружили, с кем-то враждовали. Естественно, существовали и не решенные споры, и не отомщенные обиды. С другой стороны, были и те семьи, что каким-либо образом предкам помогли, и теперь у нас есть как бы долг в ответной любезности. Как без этого? За тысячу лет летописной истории фамилии много чего случиться успело.