Выход силой

– Мы? – старый наемник взглянул на него, как на несмышленого ребенка, сморозившего откровенную глупость. – Мы у врага берем. У того, кто, если бы тебя или меня грохнул, точно так же поступил бы. Баш на баш, так сказать. Мирных поселян только подонки грабят. А уж насильников я бы, Гладиатор, своими руками кастрировал. Тупым штыком, да под корень. Я таких… – он скрипнула зубами. – С Чечни ненавижу. Были у нас сучата такие… Насиловать, конечно, не насиловали – местные бабы – они такие, что лучше когтями горло себе раздерут, чем без согласия отдадутся, но уши резали.

– Как это? – не понял Игорь.

– Да вот так, – Меченый на ходу приложился к фляге, молча предложил молодому товарищу, но тот отказался – пахнуло такой сивухой, что нос, как говорится, набок завернуло. – Ухо оно что? Хрящ, да кожа. На солнышке подсушить – как лепесток цветочный становится. Вот эти гады и резали убитым уши. Будто скальпы индейцам. Мол, глянь, какой я крутой – сколько духов завалил!.. Да ты, наверное, и не знаешь, кто такие индейцы. Дитя подземелья.

– Знаю, – Игорь действительно читал полкниги про Зверобоя, а оставшуюся половину ему брат Антон пересказал своими словами. – Это такие дикари были. В Америке.

– Дикари… – Меченый вздохнул и еще раз отхлебнул из фляги. – Это вы дикари. Те, кто тут родился и света белого не видел.

– Я до Катастрофы родился.

– Да? Значит, я совсем стар стал, все вы для меня, сопляки, на одно лицо. Так вот, – спохватился он. – Беда в том, что уши-то они, паразиты, не только у матерых душар резали. Когда ссохнется, – он тронул мочку уха, – и не отличишь мужское или женское… Или детское.

– И у детей? – ужаснулся Игорь.

– За детей не скажу, но слухи ходили. Словом: чем больше, тем, якобы, доблести больше. И в Россию, главное, правдами-неправдами перли. Наркоту на границе отбирали, оружие… Шмотье, бывало… А кто спичечные коробки перетряхивать будет?

Меченый помолчал.

– И что самое гадское, – голос его сел. – Уши эти, бывало, самые что ни на есть блатные выменивали. Те, что по каптеркам да ленкомнатам штаны просиживали, а на боевые – ни ногой. А по коробкам выходило – супермены настоящие. Куда там Рэмбо всяким.

– А кто это – рембо?

– Эх, сопливые вы… Долго объяснять, Гладиатор.

– Меня Игорем зовут, – признался парень.

Очень уж его взволновал рассказ старого солдата, быть может, ровесника самого Бати. Или даже соратника.

– Игорем, значит? – Меченый хмыкнул. – Хорошее имя… Дружбана у меня так звали. С самого детсада корешились, не разлей вода были. А после школы разошлись пути-дорожки. Ты, поди и не знаешь, что такое детский сад, а?

– Конечно, знаю, – с обидой ответил Игорь.

Еще бы он не знал, что такое «детский сад»! Всем известно, что это такой парк по которому нянечки и бабушки за ручку водят малышей. Водили… Он отлично помнил, как добрая пожилая женщина, лицо которой все больше и больше стиралось с годами, водила там его, Игоря. Помнил восхитительный вкус лакомства под названием «замороженное», блестящий шарик, все рвавшийся и рвавшийся из детской ручонки и один раз – все-таки отпущенный на свободу из жалости… А рядом все время был Антошка.

– Совсем молодец, – в своей манере страшновато ухмыльнулся Меченый. – Только не жди, что я тут тебе тоже представлюсь-расшаркаюсь. Не дождешься.

Из проулка ударили первые выстрелы.

***

Наемникам с минимальными потерями удалось преодолеть первые рубежи обороны, спешно организованные застигнутыми врасплох бойцами президентской охраны. Но буквально в двух шагах от цели они натолкнулись на столь ожесточенное сопротивление, что наступательный порыв выдохся сам собой. Нападавшие заботились только о собственной шкуре и карманах, поэтому рисковать жизнью им хотелось меньше всего. Пришлось самим перейти к обороне, поскольку взять с налету твердыню, расположенную в самом сердце Черкизона, они даже не стали пытаться. И без того эта попытка стоила наемникам потери добрых двух десятков бойцов, скошенных в упор кинжальным огнем трех пулеметов, бивших из заложенных почти до верху всяким барахлом окон «белого дома». Окна в подземном городе, вообще, играли больше декоративную роль, а уж если напихать в них обломки мебели и прочего барахла – очень легко становились бойницами и амбразурами.

Игорь конечно подозревал, что часть «убитых» чувствовала себя отлично – слишком уж удачно они расположились за телами своих невезучих коллег, но выдавать себя не считали нужным, прикидываясь мертвыми под свинцовым ливнем, готовым встретить любого, кто неосторожно решит не то что приподнять голову, а просто шевельнуться.

– Артисты, – подтвердил Игоревы догадки Меченый, который, морщась, бинтовал оцарапанную рикошетом руку: от помощи подопечного он отказался – царапина, мол, чего на такие пустяки внимание обращать? – Жмуров изображают. А вот фиг им! Там, наверху, – он ткнул перемазанным кровью пальцем вверх, в грубые своды черкизонского «неба». – Этакий финт может быть и проканал бы, дождаться темноты, отползти к своим… А тут чего ловить? Сколь носом грязюку не рой, это солнышко не закатится.