Павел осмотрел оставшееся снаряжение при себе: два патрона в стволах и охотничий нож за поясом. Их шансы почти равны, но, в любом случае, медведь не должен сейчас от него уйти, чтобы спустя некоторое время, Павел из охотника не превратился в жертву, на рыхлом прибрежном грунте четко отпечатались крупные следы зверя, от их размеров веяло холодом смерти, но Павел уже принял решение и поспешил в погоню. Подойдя к повороту, он выглянул из-за кустов и вдалеке увидел удаляющуюся черную гору, неторопливо бредущую в направлении горизонта, где лес подступал к горам. Спокойная уверенность и величавая безмятежность ощущались в каждом движении могучего зверя, у которого больше не было соперников на этой земле. И у Павла екнуло сердце от того, что они вынуждены были стать смертельными врагами, но если злое чудовище, скрытое в нем, разрушив твой дом, пытается лишить тебя жизни, и, тем самым, нарушить завещание Николая Ивановича, ввергнуть в нищету и лишить будущего его детей и внуков, то неизбежно предстоит жестокая битва, в которой победа одних означает погибель и забвение других; он также отлично знал, что жалость к врагу делает его соучастником дальнейших преступлений против своего народа, а это ведет к душевному опустошению и кармическому наказанию, отбрасывая на самое дно в иерархии человеческого развития.
Седовласый исполин шел не спеша, и дистанция между ними быстро сокращалась, оставалось уже совсем немного сблизиться до убойного выстрела, но ветер внезапно переменился, и его порыв донес до медведя человеческий запах. Он с ревом вздыбился во весь рост и с трехметровой высоты с ненавистью взирал на Павла, оказавшись еще больше и страшнее, чем он себе его представлял. Не давая волю чувствам, Павел вскинул ружье в направлении медведя, и, стоя, ждал его приближения, помня совет бывалых охотников, что когда медведь огромными прыжками несется на тебя, есть только одна возможность – остановить его точным выстрелом; когда он, с лета припадает к земле и на мгновение замирает перед новым прыжком, в этот момент нужно стрелять ему в голову, больше шансов зверь человеку не оставляет.
Опытный медведь замысел Павла разгадал; издав громоподобный рев, он опустился на четыре лапы, и, развернувшись, исчез в лесу, предпочитая там сразиться с человеком. Павлу ничего не оставалось, как принять его условия, и он шагнул в темные дебри тайги. Все его чувства были напряжены, как струны, казалось, сейчас он мог видеть сквозь деревья и слышать, как падают на траву сухие листья. Прихлынувшая к голове кровь, стучала в висках, как взведенный часовой механизм, отсчитывая секунды до схватки.
Тайга встретила привычным осенним сумраком и туманной сыростью, как в заколдованном царстве. Настороженно застыли, ощетинившись колючими иголками ели и сосны, да из тумана сиротливо торчали голые ветки кустарников. Павел осторожно продвигался в направлении медведя, стараясь обходить погруженные в сумеречные тени густые заросли и глухие завалы, где зрение теряло силу, а непроходимые буреломы сковывали движенья. Ветер веял меж деревьев и менял направление, не давая Павлу возможности зайти к зверю с подветренной стороны, тем самым помогая медведю, дремучая тайга, для которого была его родной стихией. Но Павлу помогало некое шестое чувство, позволяющее ему вовремя обнаруживать медведя в засаде и держать его на безопасном расстоянии.
Так и кружили они по тайге, как беззвучные тени, пытаясь, заманить друг друга на свою территорию, медведь – в бурелом, а Павел караулил его на открытых местах. Иногда явственно чувствуя тяжелый взгляд зверя, он обходил опасное место с другой стороны, но там уже было пусто. Майка его взмокла от напряжения и неприятно холодила тело.
На опушке, у чащобы, он увидел огромную поваленную бурей старую сосну. Ее вывернутые кривые корневища и толстые сучья густо обросли лишайниками, которые длинными прядями свисали, как рваные лохмотья паутины. Земля постепенно поглощала в себя упавшего великана. Проходя мимо этой заросшей валежины, Павел почувствовал, как сильнее у него забилось сердце, и ускорился отсчет секунд в висках, он понял: за ней затаился враг и до его броска оставались мгновенья. Резко отпрянув назад и выждав несколько секунд, Павел стал медленно обходить валежину сбоку, и увидел, как черная тень метнулась из-за нее в чащобу. За сосной он обнаружил, как примятая к земле трава едва начинала распрямляться, а свежие медвежьи следы уходили в самую глушь тайги, утопающую в полумраке густых зарослей и буреломов.